Такие изменение отчасти зависит от нашего произво-
ла. В равномерно протекающем ряде тактов мы можем с одина-
ковым успехом слышать как 2/8 так-
та, так и более сложный, например
Такой ритм получается, когда
мы вводим различные степени
повышения, например ставим самое
сильное из них в начале ряда,
среднее по силе - в середине и каждое из слабых - посредине
обеих половин всего такта, как это показано на только что приве-
денной схеме (рис. 2), в которой самое сильное повышение обо-
значено тремя ударениями, среднее-двумя и самое слабое-од-
ним. Помимо произвольного удара, однако, и этот переход к более
сложным тактам в высокой степени зависит от скорости в последо-
вательности ударов. Тогда как именно при больших интервалах
лишь с трудом возможно выйти за пределы простого 2/8 такта, при
коротких интервалах, наоборот, необходимо известное напряжение
для того, чтобы противостоять стремлению к переходу к более
сложным ритмам. Когда мы слушаем непосредственно, то при ин-
тервале в 1/2 секунды и менее очень легко возникает такт вроде
вышеприведенного 4/4 такта, который объединяет восемь ударов в
один такт, тогда как простой 2/8 такт содержит в себе лишь два
удара. Если теперь измерить по вышеуказанному способу объем
сознания для такого, более богато расчлененного ряда тактов, то
окажется, что еще пять 4/4 такта, построенных по приведенной вы-
ше схеме, схватываются как одно целое, и если их повторить пос-
ле известной паузы, они воспризнаются как тождественные. Таким
образом, объем сознания при этом более сложном ритмическом
делении составляет не менее 40 ударов такта вместо 16 при наи-
более простой группировке. Можно, правда, произвольно составить
еще более сложные расчленения такта, например 6/4 такта. Но так
как это усложнение ритма со своей стороны требует известного
напряжения, длина ряда) воспринимаемого еще как отдельное це-
лое, не увеличивается, но скорее уменьшается.
При этих опытах обнаруживается еще дальнейшее замечатель-
ное свойство сознания, тесно связанное с его ритмической приро-
дой. Три степени повышения, которые мы видели в вышеприведен-
ной схеме /4 такта, образуют именно maximum различия, который
нельзя перейти. Если мы причтем сюда еще понижения такта.
то четыре степени интенсивности исчерпают все возможные града-
ции в силе впечатлений. Очевидно, что это количество степеней
определяет также и ритмическое расчленение целого ряда, а вме-
сте с тем и его объединение в сознании, и, наоборот, ритм движе-
ний такта обусловливает то число градаций интенсивности, кото-
12
рое в расчленении рядов необходимо в качестве опорных пунк-
тов для объединения в сознании. Таким образом, оба момента
находятся в тесной связи друг с другом: ритмическая природа
нашего сознания требует определенных границ для количества
градаций в ударении, а это количество, в свою очередь, обус-
ловливает специфическую ритмическую природу человеческого
сознания.
Чем обширнее ряды тактов, объединяемых в целое при описан-
ных опытах, тем яснее обнаруживается еще другое весьма важ-
ное для сущности сознания явление. Если обратить внимание на
отношение воспринятого в данный .момент удара такта к непо-
средственно предшествовавшим и, далее, сравнить эти непосред-
ственно предшествовавшие удары с ударами объединенного в це-
лое ряда, воспринятыми еще раньше, то между всеми этими впе-
чатлениями обнаружатся различия особого рода, существенно
отличные от различий в интенсивности и равнозначных с ними
различий в ударении. Для обозначения их всего целесообразнее
воспользоваться выражениями, сложившимися в языке для обо-
значения зрительных впечатлений, в которых эти различия рав-
ным образом относительно независимы от интенсивности света.
Эти обозначения-ясность и отчетливость, значения которых поч-
ти совпадают друг с другом, но все-таки указывают различные
стороны процесса, поскольку ясность более относится к собствен-
ному свойству впечатления, а отчетливость-к его ограничению
от других впечатлений. Если .мы перенесем теперь эти понятия в
обобщенном смысле на содержания сознания, то заметим, что ряд
тактов дает нам самые различные степени ясности и отчетливо-
сти, в которых мы ориентируемся по их отношению к удару так-
та, воспринимаемому в данный момент. Этот удар воспринимает-
ся всего яснее и отчетливее; ближе всего стоят к нему только
что минувшие удары, а затем чем далее отстоят от него удары, тем
более они теряют в ясности. Если удар минул уже настолько
давно, что впечатление от него вообще исчезает/то, выражаясь об-
разно, говорят, что оно погрузилось под порог сознания. При об-
ратном процессе образно говорят, что впечатление поднимается
над порогом. В подобном же смысле для обозначения постепен-
ного приближения к порогу сознания, как это мы наблюдаем в от-
ношении давно минувших ударов в опытах с маятником метроно-
ма, пользуются образным выражением потемнения, а для проти-
воположного изменения-прояснения содержаний сознания. Поль-
зуясь такого рода выражениями, можно поэтому следующим
образом формулировать условия объединения состоящего из раз-
нообразных частей целого, например ряда тактов: объединение
возможно до тех пор, пока ни одна составная часть не погрузилась
под порог сознания. Для обозначения наиболее бросающихся в
глаза различий ясности н отчетливости содержаний сознания
обыкновенно пользуются в соответствии с образами потемнения и
прояснения еще двумя наглядными выражениями: о наиболее от-
13 13
четливо воспринимаемом содержании говорят, что оно находится
в фиксационной точке (Blickpunkt) сознания, о всех же осталь-
ных-что они лежат в зрительном поле (Blickfeld) сознания.
В опытах с метрономом, таким образом, воздействующий на нас
в данный момент удар .маятника каждый раз находится в этой
внутренней точке фиксации, тогда как предшествующие удары тем
более переходят во внутреннее зрительное поле, чем далее они от-
стоят от данного удара. Поэтому зрительное поле можно наглядно
представить себе как окружающую фиксационную точку область,
которая непрерывно тускнеет по направлению к периферии, пока,
наконец, не соприкоснется с порогом сознания.
Из последнего образного выражения уже ясно, что так назы-
ваемая точка фиксации сознания, в общем, обозначает лишь иде-
альное сосредоточие центральной области, внутри которой могут
ясно и отчетливо восприниматься многие впечатления. Так, напри-
мер, воздействующий на нас в данный момент удар при опытах с
метрономом, конечно, находится в фиксационной точке сознания,
но только что перед ним воспринятые удары сохраняют еще до-
статочную степень ясности и отчетливости, чтобы объединяться с
ним в более ограниченной, отличающейся от остального зритель-
ного поля своею большею ясностью области. И в этом отношении
психические процессы соответствуют заимствованному из сферы
зрительных восприятий образу, где также один из пунктов так
называемого зрительного поля является точкой фиксации, кругом
которой может быть ясно воспринято еще значительное количестао
впечатлений. Именно этому обстоятельству обязаны мы тем, что
вообще можем в одно мгновение схватить какой-либо цельный
образ например прочесть слово. Для центральной части зритель-
ного поля нашего сознания, непосредственно прилегающей к внут-
ренней фиксационной точке, давно уже создано под давлением
практических потребностей слово, которое принято и в психологии.
Именно мы называем психический процесс, происходящий при бо-
лее ясном восприятии ограниченной сравнительно со всем полем
сознания области содержаний, вниманием. Поэтому о тех впечат-
лениях или иных содержаниях, которые в данное мгновение отли-
чаются от остальных содержаний сознания особенной ясностью, мы
говорим, что они находятся в фокусе внимания. Сохраняя прежний
образ мы .можем поэтому мыслить их как центральную, располо-
женную вокруг внутренней фиксационной точки область, которая
отделена от остального, все более тускнеющего по направлению к
периферии зрительного поля более или менее резкой пограничной
линией Отсюда сейчас же возникает новая экспериментальная
задача дающая важное добавление к вышеизложенному измере-
нию всего объема сознания. Она заключается в ответе на возни-
кающий теперь вопрос: как велик этот более тесный объем вни-
мания?
Насколько удобны ритмические ряды, в силу присущего им рас-
членения, для определения всего объема сознания, настолько же
14
малопригодны они, в силу того же самого свойства, для разреше-
ния второй задачи. Ибо ясно, что как раз вследствие той связи,
которую ритм известного ряда тактов устанавливает между фоку-
сом внимания и остальным полем сознания, точное разграничение
между обеими областями становится невозможным. Правда, мы
замечаем с достаточной ясностью, что вместе с непосредственно
Бездействующим ударом такта в
фокус внимания попадают так-
же и некоторые предшествующие
ему удары, но сколько именно-
это остается неизвестным. В этом
отношении чувство зрения нахо-
дится, конечно, в более благо-
приятных условиях. В чустве
зрения именно можно наблю-
дать, что физиологические усло-
вия зрения, взятые сами по се-
бе, независимо от психологиче-
ского ограничения нашего ясно-
го восприятия ограничивают вос-
приятие протяженных предме-
тов, так как более ясное отличие
впечатления ограничено так на-
зываемой областью <ясного ви-
дения>, окружающей фиксаци-
онную точку. В этом легко убе-
диться, если твердо фиксировать
одним глазом на расстоянии
20-25 см центральную букву О
на прилагаемой таблице (рис. 3),
а другой глаз закрыть. Тогда
можно, направляя внимание на
расположенные по краям точки
зрительного поля, воспринимать
еще буквы, лежащие на перифе-
рии этого круга из букв, напри-
мер верхнее h или находящееся
справа i. Этот опыт требует из-
вестного навыка в фиксации,
так как при естественном, не-
принужденном зрении мы всегда бываем склонны направ-
лять на тот пункт, на который обращено наше внимание,
также и нашу оптическую линию. Бели же приучиться на-
правлять свое внимание на различные области зрительного поля,
в то время как фиксационная точка остается неизменной, то та-
кие опыты покажут, что фиксационная точка внимания и фиксацион-
ная точка поля зрения отнюдь не тождественны и при надлежащем
управлении вполне могут отделяться друг от друга, ибо вни-
15
мание может быть обращено и на так называемую непрямо види-
мую, т. е. находящуюся где-либо в стороне, точку. Отсюда стано-
вится в тоже время ясным, что отчетливое восприятие в психоло-
гическом и отчетливое видение в физиологическом смысле далеко
не необходимо совпадают друг с другом. Если например, фиксиро-
вать среднюю букву О в вышеприведенной фигуре, в то время как
внимание обращено на лежащую в стороне букву n, то располо-
жннные вокруг n буквы f, q, s, i воспринимаются отчетливо, тогда
как находящиеся вокруг О буквы h, t, r, n отступают в более
тёмное зрительное поле сознания. Нужно только сделать эту
таблицу из букв такой величины,чтобы при рассматривании её
с растояния в 20-25 см она приблизительно равнялась объёму
области ясного видения,причём за критерий последнего прини-
мается возможность отчётливо различать буквы такой величины,
как шрифт этой книги. Поэтому только что упомянутые наблюде-
ния сейчас же показывают нам,что объём фокуса внимания и об-
ласти отчётливого видения в физиологическом смысле также на-
столько далеко расходятся друг с другом, насколько отчётливое
видение в физиологическом смысле при выше указанных условиях,
очевидно,охватывает гораздо большую область,чем объём фокуса
внимания. Помещенная выше фигура содержит 95 букв. Если бы
мы должны были все физиологически отчётливо видимые предме-
ты отчётливо воспринимать также и в психологическом смысле,то,
фиксируя букву o,мы схватили бы все буквы таблицы. Но это
отнюдь не бывает,и в каждый данный момент мы всегда разли-
чаем лишь немногие буквы,окружающие внутреннюю фиксацион-
ную точку внимания,будет ли она совпадать с внешней фикса-
ционной точкой зрительного поля,как при обычном зрении,или
же при нарушении этой связи лежать где-либо эксцентрически.
Хотя уже и эти наблюдения над одновременным восприятием
произвольно сгруппированных простых обьектов,например букв,с
достаточной определённостью указывают на довольно тесные гра-
ницы объёма внимания,однако с помощью только их нельзя ре-
шить вопрос о величине этого объёма вполне точно,т.е. выразить
его в числах,подобно тому,как это оказалось возможно при оп-
ределении объёма сознания посредством опытов с метрономом.
однако эти опыты над зрением можно без сложных приборов ви-
доизменить таким образом,что они будут пригодны для разрешения
этой задачи,если только не упускать из виду,что непосред-
ственные результаты естественным образом и здесь имеют значе-
ние лишь при допущении особых условий. Для этой цели скомби-
нируем несколько таких таблиц букв,как вышеприведённая,каж-
дый раз с новым расположением элементов. Кроме того,нужно
изготовить несколько большую по размерам ширму из белого кар-
тона с маленьким чёрным кружком посредине. Этой ширмой s
закрывают выбранную для отдельного опыта фигуру a и просят
экспериментируемое лицо,которому фигура неизвестна,фиксиро-
вать находящийся в центре маленький чёрный кружочек,причём
16

другой глаз остается закрытым. Затем с большой скоростью сдви-
гают ширму на мгновение в сторону и вновь возможно быстрее
закрывают ею фигуру. Скорость при этом должна быть достаточ-
но большой для того, чтобы в то время, как фигура остается от-
крытой. не произошло ни движения глаза, ни отклонения внима-
ния за поле зрения ". При повторении опыта необходимо точно так
же каждый раз выбирать таблицы букв, так как в противном слу-
чае отдельное моментальное впечатление будет дополняться пред-
шествовавшими восприятиями. Чтобы получить однозначные ре-
зультаты, нужно найти такие условия опыта, при которых влияние
прежних впечатлений отпадало бы и задача, следовательно, сво-
дилась бы к вопросу: как велико число простых, вновь вступающих
в сознание содержаний, которые могут попасть в данный момент
в фокус внимания? Относительно постановки вопроса можно было
бы, конечно, возразить против нашего метода проведения опытов,
что буква является не простым содержанием сознания и что мож-
но было бы выбрать еще более простые объекты, например точки.
Но так как точки ничем не отличаются друг от друга, то это вновь.
в высшей степени затруднило бы опыт или даже сделало бы его
невозможным. С другой стороны, в пользу буквенных обозначений
говорит их привычность, благодаря которой буквы обычного шриф-
та схватываются так же быстро, как и отдельная точка - факт, в
котором легко убедиться" через наблюдение. Вместе с тем буквен-
ные обозначения благодаря своим характерным отличиям имеют
ту выгоду, что они легко удерживаются в сознании даже после
мгновенного воздействия, почему после опыта возможно бывает
дать отчет об отчетливо воспринятых буквах. Если мы будем про-
изводить опыты указанным образом, то заметим, что неопытный
еще наблюдатель по большей части может непосредственно схва-
тить не более 3-4 букв. Но уже после немногих, конечно, как
было сказано, каждый раз с новыми объектами произведенных
опытов число удерживаемых в сознании букв повышается до 6.
Но уже выше этого числа количество удержанных букв не под-
нимается, несмотря на дальнейшее упражнение, и остается неиз-
менным у всех наблюдателей. Поэтому его можно считать по-
стоянной величиной внимания для человеческого сознания.
Впрочем, нужно заметить, что это определение объема внима-
ния связано с одним условием, как раз противоположным приве-
денному нами при объяснении измерения объема сознания. Послед-
нее было возможно лишь благодаря воздействию рядов впечатле-
ний, связанных в объединенное целое. При измерении объема

Для более точного и равномерного оыполнения этого опыта целесообразно
воспользоваться одним простым прибором, так называемым тахистоскопом (от
греч. tachiste-как можно скорее и scopeo - смотрю), у которого задаю-
щая ширма на очень короткое и точно измеримое время позволяет видеть
открывающую фигуру. Но если нет этого аппарата под руками, то достаточно
и вышеописанного опыта, для которого требуется только большая быстрота-
рук.
17
внимания мы, наоборот должны были изолировать Друг от друга
отдельные впечатления, так, чтобы они образовывали любые не-
объединенные и неупорядоченные группы элементов. Эта разница
условий зависит не исключительно от того, что один раз, при опы-
тах с метрономом участвует чувство слуха, другой раз, при опы-
тах со зрением-зрительное чувство. Скорее наоборот, мы уже
сразу можем высказать предположение, что в первом случае глав-
ную роль играют психологические условия соединения элементов
в единое целое, в другом,-наоборот, изоляция их. Поэтому сам
собою возникает вопрос: какое изменение произойдет, если мы за-
ставим до известном степени обменяться своими ролями зрение и
слух, т. е. если на зрение будут воздействовать связные, объеди-
ненные в целое впечатления, а на слух, напротив,-изолирован-
ные? Простейший же способ связать отдельные буквы в упорядо-
ченное целое-это образовать из них слова и предложения. Ведь
сами буквы-не что иное, как искусственно выделенные из такого
естественного образования элементы. Если произвести описанные
выше опыты (с тахистоскопом) над этими действительными состав-
ными частями речи, то результаты, в самом деле, получатся совер-
шенно иные. Положим, что экспериментируемому лицу предла-
гается слово вроде следующего: wahivcrwandtschaften, тогда даже
малоопытный наблюдатель может сразу прочесть его без предвари-
тельной подготовки. В то время, следовательно, как изолирован-
ных элементов он с трудом мог воспринять 6, теперь он без малей-
шего затруднения вос-принимает 20 и более элементов. Очевидно,
что по существу это тот же случай, который самим нам встре-
чался и при опытах с ритмическими слуховыми восприятиями.
Лишь условия связи здесь иные, поскольку то, что в зрительном
образе дается нам как единовременное впечатление, при слухе
слагается из последовательности простых впечатлений. С этим сто-
ит в связи еще другое различие. Слово только тогда может быть
схвачено в одно мгновение, .если оно уже раньше было известно
нам как целое или по крайней мере при сложных словах, в своих
составных частях. Слово совершенно неизвестного нам языка удер-
живается поэтому не иначе, как лишь в комплексе необъединенных
в целое букв, и мы видим, что тогда воспринимается не более
6 изолированных элементов. Напротив, при ритмическом ряде уда-
ров маятника дело совсем не в форме такта, связывающего отдель-
ные удары, так как М1Ы можем мысленно представить себе любое
ритмическое расчленение, лишь бы оно не противоречило общей
природе сознания, например не превышало вышеупомянутое усло-
вие maximuma в 3 повышения. При всем том, как вытекает из
этого требования, указанная разница в восприятии последователь-
ного и одновременного целого, как оно бывает при опытах над слу-
хом и зрением, в сущности говор.я, лишь кажущаяся. Адекватный
нашему ритмическому чувству размер, в общем, относится к нему
не иначе, как соответствующее нашему чувству речи целое слово
или целое предложение. Поэтому и в опытах с чтением, совершен-
18
но так же как и в опытах с метрономом, мы должны будем пред-
положить, что вниманием схватывается не целое, состоя-
щее из многих элементов слов как целое, но что в объ-
ем его каждый данный момент попадает лишь ограниченная часть
этого целого, от которой психическое сцепление элементов перехо-
дит к тем частям, которые находятся в более отдаленных зритель-
ных нолях сознания. В самом деле, существует общеизвестный
факт, который дает поразительное доказательство этому сцеплению
воспринятой вниманием части целого слова или предложения со
смутно сознаваемыми содержаниями. Это прежде всего тот факт,.
что при беглом чтении мы очень легко можем просмотреть опечат-
ки или описки. Это было бы невозможно, если бы для того, чтобы
читать, мы должны были бы одинаково отчетливо воспринять в на-
шем сознании все элементы сравнительно длинного слова или да-
же целого предложения. В действительности же в фокус внима-
ния в каждый данный момент попадают лишь немногие элементы,
от которых затем тянутся нити психических связей к лишь неот-
четливо воспринятым, даже отчасти лишь физиологически в обла-
сти непрямого видения падающим впечатлениям: совершенно так-
же и в слуховом восприятии ритма моментально воздействующие
слуховые впечатления соединяются с предшествовавшими, отошед-
шими в область более смутного сознания, и подготовляют насту-
пление будущих, еще ожидающихся. Главная разница обоих слу-
чаев лежит не столько в формальных условиях объема внимания
и сознания, сколько в свойстве элементов и их сочетаний.
Если мы обратимся теперь, получив такие результаты от опы-
тов над зрением, вновь к нашим наблюдениям над метрономом, то
очевидно, что через эту аналогию тотчас же возникает вопрос,
нельзя ли и при опытах с маятником найти такие условия, кото-
рые делали бы возможной такую же изоляцию простых элементов,
какая была нужна для измерения объема внимания в области чув-
ства зрения. Действительно, и в опытах с метрономом такая изо-
ляция ударов такта произойдет тотчас же, как только мы не будем
делать мысленно никаких ударений, слушая удары маятника, так
что не будет даже простейшего размера в 2/8 такта. Ввиду ритми-
ческой природы нашего сознания и всей нашей психофизической-
организации это, конечно, не так легко, как может показаться с
первого взгляда. Все-таки мы всегда будем склонны воспринимать
эти удары маятника как ряд, протекающий по крайней мере в 2/8
размера с равными интервалами. Тем не менее, если только в уда-
рах маятника нет заметной объективной разницы, удастся
достигнуть этого условия без особого труда. Только при
этом промежуток между ударами такта должен быть до-
статочно большой, чтобы мешать нашей склонности к рит-
мическому расчленению и в то же время допускать еще
объединение ударов в целое. Этому требованию, в общем,
отвечает интервал в 1 1/2-2 1/2 секунды. В этих пределах можно
после некоторого упражнения довольно свободно схватывать уда-
19
ры маятника то ритмически, то неритмически. Если мы добьемся
этого и так же, как и при ритмических опытах, будем через не-
большую паузу после восприятия известного числа ударов метро-
нома слышать одинаковое или чуть большее или меньшее число,
то и в этом случае можно еще отчетливо различать равенство пер-
вого и второго рядов. Если, например, при первом опыте мы вы-
берем ряд А в 6 ударов, при другом же ряд В в 9 ударов (рис. 4Ъ)
то при повторении обоих рядов тотчас же обнаружится, что при
ряде А еще возможно вполне отчетливо различить равенство, а
при ряде В это невозможно, и уже на 7-м или 8-м ударе сличение
рядов становится в высшей
степени ненадежным. По-
этому мы приходим к тому
же выводу, что и в опытах
со зрением: шесть простых
впечатлений представляют
собой границу объема вни-
мания.
Так как эта величина одинакова и для слуховых и для зри-
тельных впечатлений, данных как последовательно, так и одновре-
менно, то нужно заключить, что она означает независимую от спе-
циальной области чувств психическую постоянную. Действительно,
при впечатлениях других органов чувств получается тот же ре-
зультат, и если исключить ничтожные колебания, число 6 остает-
ся maximum еще схватываемых вниманием простых содержа-
ний. Например, если взять для опыта любые слоги, только не сое-
диненные в слова, и сказать ряд их другому лицу с просьбой пов-
торить, то при таком ряде, как:

ар ku no li sa ro,

повторение еще удается. Напротив, оно уже невозможно при ряде:

ra ho xu am nа il ok pu.

Уже при 7 или 8 бессмысленных слогах заметно, что повторе-
ние большею частью не удается; с. помощью упражнения можно
добиться повторения разве лишь 7 слогов. Итак, мы приходим к
тому же результату, который получился и при тактах А и В.
Но есть еще одно согласующееся с этим результатом наблю-
дение. Оно тем более замечательно, что принадлежит третьей об-
ласти чувств, осязанию, и, кроме того, сделано независимо от пси-
хологических интересов, по чисто практическим побуждениям. Пос-
ле долгих тщетных попыток изобрести наиболее целесообразный
шрифт для слепых, наконец, в половине прошлого столетия фран-
цузский учитель слепых Брайль разрешил эту практически столь
важную проблему. Сам слепой, он более чем кто-либо другой был
в состоянии на собственном опыте убедиться, насколько его си-
стема удовлетворяет поставленным требованиям. Таким образом,
он пришел к выводу, что, во-первых, известное расположение от-
20
Рис. 5

дельных точек является единственно пригодным средством для
изобретения легко различаемых знаков для букв и что, во-вторых,
нельзя при конструкции этих знаков брать более 6 известным об-
разом расположенных точек, если мы хотим, чтобы слепой еще
легко и верно различал эти символы с помощью осязания. Таким
образом, из шести точек (рис. 5, l), комбинируя их различным
образом, он изобрел различные символы для алфавита слепых
(рис. 5, II). Это ограничение числа точек шестью, очевидно, было
но случайным. Это ясно уже из того, что большее число, напри-
мер 9 (рис. 5, III), дало бы большие затруднения на практике.
Тогда можно было бы, например, обозначить известными симво-
лами важнейшие из знаков
препинания и числа, которые
отсутствуют в системе Брай-
ля. Но достичь этого невоз-
можно, так как при большем,
чем 6, числе точек вообще
нельзя отчетливо восприни-
мать разницу между символа-
ми. В этом легко убедиться с
помощью непосредственного наблюдения, если скомбинировать
более чем 6 выпуклых точек и осязать их. Таким образом, мы
вновь приходим к той границе, которая получилась и при опы-
тах над чувствами зрения и слуха.
Однако значение этих выводов относительно объема сознания
и внимания отнюдь не исчерпывается количественным определе-
нием этого объема. Значение их прежде всего в том, что они про-
ливают свет на отношения содержаний сознания, находящихся в
фокусе внимания, с теми, которые принадлежат более отдаленно-
му зрительному полю сознания. Для того чтобы установить те от-
ношения, которые прежде всего выясняются при этих опытах, мы
воспользуемся для обозначения обоих процессов (вхождения в соз-
нание и в фокус внимания) двумя краткими терминами, приме-
ненными в подобном смысле уже Лейбницем. Если восприятие
сходит в более обширный объем сознания, то мы называем этот
процесс перцепцией, если же оно попадает в фокус внимания, то
мы называем его апперцепцией. При этом мы, конечно, совершен-
но отвлекаемся от тех метафизических предположений, с которы-
ми связал Лейбниц эти понятия в своей монадологии, и употреб-
ляем их скорее в чисто эмпирическо-психологическом смысле. Под
перцепцией мы будем понимать просто фактическое вхождение
какого-либо содержания в сознание, под апперцепцией-сосредо-
точение на нем внимания. Перципируемые содержания, следова-
тельно, сознаются всегда более или менее смутно, хотя всегда под-
нимаются над порогом сознания; апперципируемые содержания.
напротив, сознаются ясно, они, выражаясь образно, поднимаются
над более узким порогом внимания. Отношение же между обеими
этими областями сознания заключается в том, что каждый раз,
21
когда апперципируется известное изолированное содержание соз-
нания, остальные, только перципируемые психические содержания
исчезают, как если бы их совсем не было; напротив, когда аппер-
ципируемое содержание связано с определенными перципируемы-
ми содержаньями сознания, оно сливается с ними в одно цельное
восприятие, границею которого будет лишь порог сознания (а не
внимания). С этим, очевидно, стоит в тесной связи то обстоятель-
ство, что объем апперцепции относительно уже и постояннее, объ-
ем же перцепции не только шире, но и изменчивее. Меняется же
он, как это ясно показывает сравнение простых и сложных ритмов,
непременно вместе с объемом психических образований, объедн-
ненных в некоторое целое. При этом различие между просто пер-
ципируемыми и апперципируемыми частями такою целого отнюдь
не исчезает. В фокус внимания скорее же попадает всегда лишь
ограниченная часть этого целого, как это в особенности убедитель-
но доказывает тот наблюдающийся при экспериментах с чтением
факт, что мы можем варьировать отдельные просто перципируе-
мые составные части, причем общее восприятие от этого не нару-
шается. Более широкая область смутно перципируемых содержа-
ний относится к фокусу внимания - если воспользоваться образом,
который сам представляет собою пример этого явления,-как
фортепьянное сопровождение к голосу. Незначительные неточно-
сти в аккордах сопровождения мы легко прослушиваем, если толь-
ко сам голос не погрешает ни в тональности, ни в ритме. Тем не
менее впечатление от целого значительно ослабело бы, осли бы не
было этого сопровождения.

Руководящее влияние нервного предрасположения не есть ре-
зультат умозаключения и еще меньше предмет умозрения; его мож-
но демонстрировать в психологической лаборатории. Положим, мы
измеряем время, нужное для того, чтобы на сказанное нам сло-
во ответить словом того же самого класса или рода, чтобы ассо-
циировать собаку с кошкой, стол со стулом и т. д. Эксперимента-
тор приготовляет длинный ряд слов: кошка, стул и т. д. Затем
он точно объясняет наблюдателю характер эксперимента: <Я буду
говорить известные слова,- говорит он,- а вы должны будете от-
вечать, как можно быстрее, словами того же самого класса; если
я скажу лошадь, вы укажете какое-нибудь другое животное, если
я скажу перо, вы укажете что-нибудь такое, что имеет отношение
к процессу письма>. Наблюдатель усваивает эти указания, и экс-
перимент начинается. Положим дальше, что эти эксперименты
продолжались несколько дней. Экспериментатору не было необ-
ходимости повторять свое объяснение каждый раз; наблюдатель
уверен в том, что ему все еще следует отвечать координирован-
ным словом. Положим, наконец, что в известный день, спустя не-
сколько недель после первого эксперимента, экспериментатор пре-
рвет эксперимент и спросит: <Думаете ли вы о тех указаниях, ко-
торые я вам сделал?> Наблюдатель, боясь, что он сделал какую-
нибудь ошибку, и чувствуя сильное раскаяние, скажет: <Нет!
Должен сознаться, что я совершенно забыл о них; они исчезли
куда-то из моего сознания. Сделал я какую-нибудь ошибку?> Он
не сделал никакой ошибки, но его ответ показывает, что извест-
ная тенденция, запечатлевшаяся в его нервной системе под влия-
нием первоначального объяснения экспериментатора, была в со-
стоянии направлять течение его представлений долго спустя после
того, как исчезли из сознания соответствующие ей правила. И то,
что здесь произошло в лаборатории, происходит каждый день в на-
шей жизни, в более широком круге переживаний, вне лаборато-
рии.
Таким образом, в целом внимание встречается в человеческой
душе в трех стадиях своего развития: как первичное внимание, оп-
ределяемое разнообразными влияниями, которые в состоянии про-
извести сильное действие на нервную систему; как вторичное вни-
мание) в продолжение которого центр сознания удерживается из-
вестным восприятием или представлением, удерживается, несмо-
тря на противодействие со "стороны других переживаний; и нако-
нец, как производное первичное внимание, когда это восприятие
или представление одерживает неоспоримую победу над своими
конкурентами. Душевный процесс внимания сначала прост; затем
он становится сложным-именно в случаях колебания и размыш-
ления достигает очень высокой степени сложности: наконец, он
опять упрощается. Рассматривая жизнь в целом, мы можем ска-
зать, что период учения и воспитания есть период вторичного вни-
мания, а следующий за ним период зрелой и самостоятельной дея-
тельности есть период производного первичного внимания. Рас-
33
сматриван душевный опыт более подробно, мы видим, что само
воспитание состоит психологически из чередования этих двух ви-
дов внимания; привычка становится основанием для дальнейшего
усвоения) а усвоение, приобретенное с усилиями, переходит, в свою
очередь, в привычку; этот цикл повторяется, пока организм со-
храняет пластичность своей нервной системы. Вторичное внимание
повсюду оказывается, таким образом, переходной стадией, стадией
конфликта, стадией растраты нервной энергии, хотя она в то же
время оказывается и необходимым предварительным условием для
стадии действительного знания.
Мы можем теперь вернуться к нашему аналитическому иссле-
дованию переживаний внимания. Существуют три стадии внима-
ния и только один тип душевного процесса внимания; эти три ста-
дии обнаруживают различия в сложности, но не в характере са-
мого переживания.
Между прочим, оградим себя от возможного недоразумения,
сделаем указание на то, что большая сложность сознания при вто-
ричном внимании не выражается обязательно в большом числе со-
ставляющих его душевных процессов. И единственный предмет
первичного внимания может быть чрезвычайно сложным, и конку-
рирующие предметы вторичного внимания могут быть относительно
простыми. Сложность, следовательно, не обязательно относится к
содержаниям сознания, а скорее к формам сознания, к распреде-
лению этих содержаний. При первичном внимании сознание рав-
номерно течет по определенному руслу; при вторичном внимании
его течение идет зигзагами, извиваясь в разнообразных направле-
ниях. Число душевных процессов при вторичном внимании может
быть, и действительно часто бывает, много больше числа душев-
ных процессов при первичном внимании; но характерным отличи-
ем между этими двумя сознаниями будет нечто другое. Сознание
при первичном внимании может быть представлено рядом парал-
лельных прямых линий, из которых каждая обозначает какой-
нибудь душевный процесс, который обладает своей полной нор-
мальной длительностью; сознание при вторичном внимании мож-
но представить в виде сочетаний коротких и в разные стороны на-
правленных кривых линий, из которых каждая обозначает душев-
ный процесс, задержанный в своем развитии появлением конку-
рента.

77. Два уровня сознания.-Уже поверхностный ана-
лиз, сделанный в 75, привел нас к заключению, что душевный
процесс внимания всегда распределен по двойной схеме-по схе-
ме ясного и темного, фокуса и границы сознания. Мы можем ил-
люстрировать это посредством двух концентрических окружностей:
внутренней, меньшей по величине, заключающей область ясности
сознания или содержащей то, что называется объектом внимания,
и внешней, большей по величине, заключающей область смутности
или рассеянности сознания. Но более удобна диаграмма, представ-
34
ляющая поток сознания как течение на двух различных уровнях,
из которых верхний представляет ясные процессы .сознания, а ниж-
ний--смутные (рис. 6). В дальнейшем мы воспользуемся этой диа-
граммой.

Рис. 6. Диаграмма переживания процес-
сов внимания. Поток сознания, очерчен-
ный на фигуре тонкой линией, нужно
представлять себе двигающимся к нам
от плоскости бумаги; толстая линия
представляет нервный канал, по кото-
рому течет поток

Рис. 7. Рисунок Гуддена из Франкфурта-на-Майне

Начнем с наблюдения над собой. Рисунок 7 представляет со-
бою загадочную картинку. Здесь изображено левое полушарие
большого мозга, но на картинке изображено также и нечто другое.
Всмотримся в нее и постараемся раскрыть, что в ней скрывается.
В то время как мы делаем эти изыскания, все изображение нахо-
дится на верхнем уровне сознания, остальные же переживания-
на нижнем уровне. Внезапно мы находим то, что искали. Что же
происходит тогда? В тот момент, когда мы находим скрытое со-
держание, изображение мозга опускается с верхнего уровня на
нижний: скрывавшиеся до сих пор очертания выступают со всей
той ясностью, какую только можно представить, а форма мозга
35
становится не яснее, чем впечатление от книги, находящейся в на-
ших руках. Первоначальное сознание, распадавшееся на два уров-
ня, заменилось другим сознанием, и падение первоначального пред-
мета внимания с верхнего уровня на нижний здесь совершенно
ясно.
В одном отношении это наблюдение нетипично. Когда мы уже
решили загадку, мы испытываем явное удовлетворение; но аффек-
тивные процессы не всегда содержатся в душевном процессе Вни-
мания. Во всех других отношениях это наблюдение для автора яв-
ляется типичным. Предмет внимания не медленно ползет, ступень
за ступенью, к верхнему уровню, а поднимается одним прыжком;
в данный момент мы сосредоточиваем внимание на одном предме-
те, и в следующий момент мы находим наше внимание направлен-
ным, уже на другой предмет. Но нужно сказать, что этот взгляд
оспаривается. Некоторые психологи полагают, что душевный про-
цесс внимания обнаруживает не два различных уровня, а один
поднимающийся и опускающийся склон; они полагают, таким об-
разом, что в одном и том же сознании могут сосуществовать про-
цессы всех возможных степеней ясности. Другие полагают, что су-
ществует больше, чем два уровня,-три, например: уровень вни-
мания, уровень невнимания и уровень еще более глубокой подсоз-
нательной смутности. Мы вернемся к этому вопросу в 80.
Главным характерным признаком процессов, находящихся на
верхнем уровне сознания, является высокая степень их ясности...
Процесс называется ясным или живым, когда он лучше всего про-
является в переживании. Ясность есть интенсивное свойство в том
смысле, что она обнаруживает способность уменьшаться и увели-
чиваться; но она совершенно отлична от интенсивности в собст-
венном смысле. Если, например, прислушиваться к очень слабому
звуку, то ощущение шума может быть весьма ясным в сознании,
хотя его интенсивность минимальная. И действительно, даже при
небольшом навыке нетрудно субъективно различать ясность от ин-
тенсивности в любом данном душевном процессе.
Немало споров, однако, вызвал вопрос о том, не соединяются
ли постоянно в переживании ясность и интенсивность, хотя они
и представляют собою отдельные свойства ощущения. Не означа-
ет ли усиление ясности также усиления интенсивности? И очень
слабый звук может быть ясным, несмотря на свою слабость: но так
ли он слаб, каким он был бы и при меньшей ясности? Популяр-
но выражаясь, не повышает ли внимание интенсивности своего
предмета? На эти вопросы мы находим все ответы, какие только
можно на них дать. Некоторые психологи полагают, что измене-
ние ясности не делает никакой разницы в интенсивности. Другие
думают, что оно обусловливает только кажущуюся разницу. При-
рост ясности, говорят они, означает более независимое положение
сознания; и эта независимость, эта свобода от вмешательства дает
возможность другим свойствам ощущения во всей своей полноте
проявиться в сознании. Интенсивность, таким образом, не произво-
36
дит никакого иного действия кроме того, которое составляет ее
функцию; она кажется усиленной, в то время как в действитель-
ности только дана возможность свободно проявиться в сознании,
которой без ясности она не могла бы достигнуть. Третьи, со своей
стороны, думают, что ясность приносит с собою прирост интенсив-
ности и четвертые, наконец, утверждают, что ясность обуслов-
ливает понижение интенсивности. По мнению автора, наиболее
вероятен третий из этих взглядов, считающий, что интенсивность
возрастает с ясностью.
Предположение, что изменение ясности не обусловливает ни-
какой разницы в интенсивности, покоится на фактах повседневно-
го наблюдения: наше окружающее не станет светлее потому, что
"мы сосредоточим свое внимание на лампе, часы не будут тикать
громче потому, что мы будем прислушиваться к ним. Но, во-пер-
вых, такого рода наблюдения очень недостоверны; если мы попро-
буем произвести такое наблюдение над самим собою, то найдем,
как трудно произвести действительное сравнение между более и
менее ясным процессом. И, во-вторых, есть факты и другого поряд-
ка: благодаря вниманию мы можем слышать такой слабый звук,
которого без помощи внимания мы не могли бы слышать. Вторая
гипотеза, что изменение интенсивности только кажущееся, содер-
жит долю правды; но поскольку она является попыткой примирить
первую гипотезу с третьей, она идет в расчет лишь как приближе-
ние к третьей гипотезе. Выбирать приходится поэтому между треть-
ей и четвертой гипотезами, согласно которым внимание или усили-
вает, или ослабляет свой предмет; и определяется этот выбор при
помощи эксперимента. Тот и другой взгляды могут привести в
свою пользу доказательства; но автору кажется, что доказатель-
ства в пользу ослабления интенсивности неопределенны, в пользу
же повышения интенсивности ясны и решающи. Положим, напри-
мер, что наблюдателю в быстрой последовательности даны два
звука-более сильный и более слабый; положим дальше, что на-
блюдатель направляет все свое внимание на более слабый звук, в
то время как от более сильного звука его внимание отвлекается
каким-нибудь побочным возбудителем, хотя бы сильным запахом.
Если он на основании наблюдения приходит к заключению, что оба
звука одинаково интенсивны, еще более, если он делает вывод,
что объективно более слабый звук ему кажется более интенсив-
ным, мы имеем прирост интенсивности под влиянием внимания или
(что то же самое) уменьшение интенсивности под влиянием рас-
сеянности. А это именно и происходит в действительности.
Нет ничего удивительного в том, что мы находим между ясно-
стью и интенсивностью тесную связь; ведь, как мы сказали в 76,
все условия высокой степени ясности те же самые, что и условия
сильного воздействия на нервную систему.
Кажется маловероятным, чтобы ясность приносила с собою
хоть какое-нибудь изменение в протяженности или длительности.
Но с другой стороны, течение тех процессов, которые обыкновенно
37
сокращаются, задерживаются более сильными процессами, в том
случае, если они ясны в сознании, можно долгое время наблюдать
и, таким образом, как бы продолжить их пребывание в сознании.
Мы можем истолковать теперь рис. 6 в том смысле, что процес-
сы, находящиеся на гребне волны внимания, и интенсивнее и яснее
процессов, находящихся на нижнем уровне сознания. Это те свой-
ства, которые придают объекту внимания особенное значение для
памяти, воображения и мышления.

78. Кинестетические и аффективные факторы
в переживании процессов внимания.- Мы можем
предположить, что внимание в начале своего развития было опре-
деленной реакцией всего организма-сенсорной, аффективной, мо-
торной-на отдельное раздражение. Сильный, внезапный, новый
или двигающийся возбудитель воспринимался как свет, как звук,
как прикосновение. Как мы сказали ( 76), он в восприятии казал-
ся возбуждающим, поражающим, удивляющим. Аффективный эле-
мент переживания выражался в изменении важных функций орга-
низма. В то же самое время животное занимало по отношению к
возбудителю некоторое положение в буквальном смысле этого сло-
ва: оно смотрело на него, как смотрят на такие возбудители осмат-
ривающиеся, прислушивающиеся и испуганные животные. В этой
стадии, таким образом, распределение сенсорных процессов в соз-
нании, прояснение одних и затемнение других сопровождались в
обоих случаях чувством и кинестетическими ощущениями, вызван-
ными внутренними органическими изменениями и распределением
мышечного напряжения.
Вторичное внимание берет свое начало из конфликта первич-
ных внимании: из конкуренции ясных восприятий и из борьбы
несовместимых моторных положений. Восприятия могут быть
приятными или неприятными; моторное беспокойство всегда будет
неприятным и проявится в неприятном самочувствии. Пережиток
этого примитивного состояния .мы имеем в усилии, которое посто-
янно сопровождает вторичное внимание. Мы, естественно, не име-
ем расположения к работе,-ведь всякая работа требует напря-
жения. А само напряжение есть физическое чувствование, состоя-
щее из чувства неудовольствия и из комплекса кинестетических и
органических ощущений. Эксперименты, произведенные щ) методу
выражения, показывают, что дыхание при вторичном внимании
слегка задерживается, становится поверхностным; к этому присое-
диняются другие физиологические изменения, отчасти соответст-
вующие неудовольствию, отчасти моторному беспокойству.
По мере того как развивалась нервная система, образ стал вы-
теснять ощущение, и тогда конфликт и борьба перешли главным
образом в область представлений. Согласие с сознанием заняло
теперь свое место среди факторов, определяющих первичное вни-
мание. В характере сознания произошла радикальная перемена;
и одной стороной этой перемены было ослабление кинестетических
38
и аффективных факторов внимания. Усиление, которое мы упот-
ребляем, чтобы приступить к работе, и трудность, которую мы чув-
ствуем в продолжение первых нескольких минут работы,-прямые
го беспокойства, но это-потомки дегенераты, это-только эхо
некоторые психологи отказываются рассматривать напряжение как
ством, а другие видят в нем новый род психического элемента,
элемент стремления или элементарный волевой процесс. Самона-
блюдение не высказывается ни за один из этих взглядов. Напря-
жение оказывается субъективно разложимым, в какой бы связи
мы его ни брали; оно сводится к чувству и ощущению,
Последняя стадия этого развития дана в переходе от вторич-
ного внимания к производному первичному. Мы начали с аффек-
тивной сенсомоторной реакции, с реакции всего организма на
единственное раздражение. От нее мы перешли к сенсомоторным
конфликтам, еще с сильным аффективным характером. Затем по-
являются образы и отделяют сенсорные процессы от моторных,
восприятие возбудителя от ответного движения. Благодаря этому,
вторичное внимание может сосредоточиться главным образом на
возбудителе (рецептивное внимание) или на представлениях (эла-
боративное внимание), или на движениях (эксекутивное внима-
ние); будучи вторичным вниманием, будучи вниманием, сопряжен-
ным с затруднениями, оно всегда связано с усилием. Наконец,
вторичное внимание переходит в производное первичное внимание;
и после того как этот переход совершился, чувство и кинестетиче-
ское ощущение перестают быть необходимыми факторами душев-
ного процесса внимания. Так,-начнем с рецептивного внимания-
мы можем вскрыть свою утреннюю почту с большим возбужде-
нием или же, наоборот, отнестись к ней так, что в наших аффек-
тивных или кинестетических переживаниях ничего не изменится.
При элаборативном внимании мы можем совершенно углубиться
в доказательство, приведя тело с застывшее и судорожное положе-
ние; или же, наоборот, мы можем вести доказательство спокойно
и безразлично. При эксекутивном внимании мы можем серьезно
обдумывать целесообразное осуществление предстоящего действия
и устать от попытки его исполнения или же мы можем осущест-
вить его легко и непосредственно. То, что мы называем привыч-
ным, механическим, поверхностным вниманием, заключает в себе
два уровня сознания-уровень ясности и уровень смутности, но
Giro не заключает в себе ни чувства, ни кинестетических ощуще-
ний.
Нужно помнить о том, что внимание не есть что-то редкое и
случайное в душевной жизни, оно есть нормальное состояние на-
шего сознания. Когда мы упрекаем кого-нибудь в невнимательно-
сти, то мы не хотим этим сказать, что этот человек буквально был
невнимателен; мы упрекаем его в невнимательности к определен-
39
ному предмету; и эта невнимательность означает только то, что
он был внимателен к чему-нибудь другому. Сознание, имеющее
действительно только одни уровень, безусловно, ненормально и, ве-
роятно, никогда не встречается в нормальном бодрствующем со-
стоянии; но его <можно встретить по меньшей мере приблизитель-
но у идиота (нижний уровень) и при глубоком гипнозе (верхний
уровень). Но если внимание) таким образом, оказывается прави-
лом. а не исключением, то нет ничего поразительного и в том, что
оно становится для нас привычным.
Те кинестетические ощущения, которые являются предметом
внимания (например, при внимании эксекутивного типа), следует,
естественно, строго отличать от тех, которые вызываются моторным
состоянием организма при внимании. Это-другого рода кинесте-
тические переживания, именно те, об ослаблении и исчезновении
которых мы только что упоминали.

79. Экспериментальное исследование внима-
ния.-Принимаясь за исследование ощущения, эксперименталь-
ная психология получила большую помощь от физики и физиоло-
гии. Аппараты и методы были к ее услугам и требовали лишь не-
большого видоизменения, чтобы стать пригодными для осуществ-
ления ее целей; а большое количество наблюдений/рассеянных в
физических и физиологических журналах, можно было прямо пе-
ренести на их собственное место в новую науку. Поэтому с са-
мого начала проблемы качества и интенсивности ощущения были
подвергнуты исследованию с большой надеждой на успех; и хотя,
как это всегда бывает, встретились разного рода непредвиденные
затруднения, наше изучение этих свойств делало постоянные ус-
пехи.
Экспериментальное изучение чувства началось много позднее.
Здесь поэтому нам нужно наверстать потерянное время. Но мы
приступаем к делу при свете всех эмпирических знаний, которые
мы получили при изучении ощущения, и физиология опять-таки
приходит к нам на помощь с аппаратами, необходимыми для при-
менения метода выражения. Поэтому каких-нибудь десяти лет,
вероятно, будет достаточно, чтобы получить прочное обоснование-
психологии чувства.
Интерес к вниманию возник довольно давно. Как только изу-
чение ощущения почувствовало под собой почву, эксперименталь-
ная психология обратилась к исследованию внимания. Но здесь
она не встретила никакой помощи со стороны: физика и физиоло-
гия не могли ей ничего предложить; она могла прибегнуть только
к содействию популярной психологии. И под влиянием этой по-
следней экспериментаторы делают ошибку-естественную, почти
неизбежную, но все же ошибку,- подвергая исследованию сразу
весь душевный процесс внимания, вместо того чтобы начинать
с психологии ясности и развивать ее по образцу психологии интен-
сивности и качества. В результате получилось то, что мы знаем о
40
внимании меньше, чем должны были бы знать; многие из прежних
исследований нужно было бы тщательно произвести и сделать
более доступными для исследования. Работа экспериментатора на-
шего времени даже тормозится предыдущими исследованиями; он
желает использовать все результаты прежних исследований и поэ-
тому, хотя и старается ставить свои проблемы как только можно
уже и определеннее, все же приводит их в согласие с психологи-
ческой традицией. Но наука должна начинать с простого и посте-
пенно переходить к сложному. А сознание в целом есть самый
сложный из предметов, с которыми психология имеет дело, его
исследование должно было бы быть самым последним. Если мы
хотим понять внимание, мы должны начать с другого конца, с
исчерпывающего исследования свойства сенсорной ясности.

Укажем несколько имен и хронологических дат для иллюстра-
ции. Психология интенсивности особенно связана с именем Фех-
нера, который в 1860 г. опубликовал свои <Элементы психофизи-
ки>. Психология качества связана, равным образом, с име.пем
Гельмгольца, который в 1856-1867 гг. опубликовал <Руководство
по физиологической оптике> и в 1863 г. <К учению о чувственном
тоне>. Начало экспериментального исследования внимания можно
датировать 1861 г., когда Вундт начал ряд тех исследований", ко-
торые нашли окончательное выражение в его учении об апперцеп-
ции. Экспериментальное изучение чувства может быть датировано
также приблизительно появлением в 1892 г. книги Леманна <Ос-
новные законы чувственной жизни человека> которая в 1887 г.
была награждена Королевской Датской академией наук премией,
назначенной за научную работу о чувствованиях.
Между прочим, уже знакомство с рис. 6 может показать, что
переживание внимания ставит целый ряд проблем. Сюда относит-
ся, например, вопрос о плоскости волны внимания или об объеме
внимания. Часто задавали вопрос: сколько предметов мы можем
сразу обнять своим вниманием? - и отвечали на него очень раз-
лично. Если задать вопрос занятому человеку, то он заявит нам,
что не может в одно и то же время внимательно следить более чем
за одним предметом. Но с другой стороны, нам сообщают, что
Юлий Цезарь и Наполеон могли носить у себя в голове темы для
дюжины сообщений и могли диктовать их, не путаясь, такому же
числу секретарей. Сюда относится также вопрос о длине волны
внимания или о продолжительности внимания: как долго можно
удерживать внимание? В повседневном внимании его объект по-
стоянно меняется: исчезает ли и само внимание, когда мы перехо-
дим от одного предмета к другому? Затем сюда относится вопрос
о высоте волны внимания или о степени внимания: сколько раз-

Beitrage zur Theorie der Sinneswahrnehmung, 1862; Лекции о душе человека
и животных, 1894.
Die Hauptgesetze des menschlichen Gefuhlslebens. Основные законы чувственной
жизни человека.
41
личных степеней можно здесь отметить и как можно их измерять
Мы говорим просто о сосредоточенном, прикованном, углубленном,
концентрированном внимании и по контрасту с ним о непостоянном,
неустойчивом, поверхностном внимании. Но эти названия такого
же общего характера, как названия <белый, серый, черный> для
обозначения световых впечатлений; нам необходимы точные опре-
деления, и если возможно, в числовых выражениях. Настоящее со-
стояние наших знаний об этих и родственных им вопросах кратко
изложено в следующих параграфах.

80. Меньшие различия ясности на верхнем
уровне сознания.-Мы видели, что короткое слово, комп-
лекс геометрических фигур и ритмическая единица имеют для
внимания значение отдельных впечатлений. Так как они стоят на
верхнем уровне сознания, то их составные части все ясны. Но они
отнюдь не одинаково ясны. Представим себе, например, простую
ритмическую единицу, как при счете в музыке: один-и два-и
три - и четыре. Здесь первый член "самый сильный и ясный, пя-
тый к нему ближе других по ясности, а второй, четвертый, шестой
и восьмой относительно слабы и смутны. Это значит, что верхний
уровень душевного процесса внимания обыкновенно разложен на
маленькие волны, а не так ровен, как его изображает фиг. 40.
В пределах области ясных вообще переживаний существуют раз-
личные степени ясности. Последнее может, в свою очередь, объ-
яснить взгляд, которого придерживаются некоторые психологи
( 77), что в одном и том же сознании могут существовать все-
возможные степени ясности.
Еще неизвестно, существуют ли также степени смутности в пре-
делах смутного, складки или зыбь на нижнем уровне рис. 6. Во
всяком случае эти меньшие волны на обоих уровнях очень поверх-
ностны и не могут замаскировать большое различие между са-
мими уровнями.

81. Длительность внимания.-Если бы десять лет
тому назад спросить психолога-экспериментатора, как долго может
длиться одна волна внимания, то он, не задумываясь, ответил бы:
только несколько секунд. Много уже произведено экспериментов,
сказал бы он, и все они привели к тому же результату, а именно,
что внимание не длительно, а прерывисто-поднимаясь и падая,
увеличиваясь и уменьшаясь в очень короткий промежуток времени.
Если мы сосредоточим, насколько можем, свое внимание на прос-
том чувственном впечатлении, то это последнее не останется ясным,,
но будет попеременно то ясным, то смутным; внимание колеблется.
Если тот же самый вопрос задать в настоящее время, то на.
него получится ответ, что хотя мы теперь и знаем о предмете во-
обще много больше, но все же не знаем, как велика непрерывная
длительность внимания; несомненно только, что внимание может
42 42
продолжаться без перерыва две или три минуты. По мнению авто-
ра, оно может оставаться постоянным в продолжение гораздо боль-
шего периода времени.
Обыкновенно экспериментировали с минимальными возбудите-
лями-с возбудителями, столь небольшими, слабыми или мало
отличающимися от окружающего, что малейшее отклонение вни"
-мания, самая незначительная потеря ясности влекли за собою ис-
чезновение из сознания и соответствующих ощущений; ведь гораз-
до легче сказать, слышим ли мы или видим ли что-нибудь, чем

Рис. 8. Круг Массона. Прерывистый ра-
диус, начерченный черным по белому,
производит при вращении круга ряд се-
рых колец, которые по направлению к
периферии становятся все светлее. На-
блюдатель последовательно останавли-
вается на этих серых кругах, начиная
от центра, и продолжительно фиксирует
какую-нибудь точку на внешнем круге,
которую он может различить

сказать с уверенностью, что видимое и слышимое нами стало
более ясным или менее ясным. Пользовались зрительными, слухо-
выми и кожными возбудителями: светлостями и цветами, тонами
и шумами, механическим давлением и прерывистыми токами. Что-
бы наглядно представить себе картину эксперимента, вообразим,
что мы сидим за столом и сосредоточенно фиксируем маленький
светло-серый круг на белом фоне (рис. 8) или прислушиваемся
внимательнейшим образом к слабому шороху, производимому
струей падающего песка, а наша рука в это время покоится на
пневматическом замыкателе; е"слн надавливать на кнопку замыка-
теля в момент исчезновения и нового появления ощущения, то эти
моменты будут, таким образом, отмечены на кимографе в соседней
комнате.
При этом ощущение по меньшей мере в известных случаях ис-
чезает и появляется вновь. Прежние экспериментаторы находили
эти колебания во всех трех упомянутых областях переживаний как
для ощущений, так и для образов. Ввиду этого они допустили, что
это явление зависит от какого-нибудь общего фактора, и вполне
естественно приписали его колебаниям внимания. Правда, были и
возражения против этого взгляда, указывавшие на то, что внима-
ние может и не принимать в этом участия. Глаз имеет механизм
для аккомодации, линзу и ее мускульные прикрепления, а ухо 43
имеет аналогичный механизм в мышце, известной под названием
tensor tympani, который оттягивает барабанную перепонку. Поче-
му бы прерывистость минимального ощущения нс могла быть обус-
ловлена периферическими изменениями, колебаниями аккомода-
ции? Но в ответ на эти возражения приводили веские фактические
доказательства: ведь зрительное колебание наблюдалось и при
временном параличе аккомодации и даже с случае потери линзы,
а слуховое колебание было обнаружено и при потере барабанной
перепонки. Теория прерывистого внимания) таким образом, по-ви-
димому, одержала победу.

бЧтобы представить себе лицо, которое испытывает зараз все
формы произвольного внимания, вообразим человека, сидящего
в обществе за обедом и намеренно выслушивающего скучнейшие
нравоучения, которые ему в полголоса читает его сосед, в то вре-
мя как кругом раздается веселый смех гостей, ведущих беседу
о самых занимательных и интересных вопросах.
Произвольное внимание продолжается не долее нескольких се-
кунд подряд. То, что называется <поддержкой> произвольного
54
внимания, в сущности есть повторение последовательных усилий
сосредоточить внимание "на известном предмете. Раз эти усилия
нам удались, объект внимания вследствие своей привлекательно-
сти развивается; если его развитие представляет для нас интерес,
то внимание на время становится непроизвольным. Немного
выше мы заметили, что, по словам д-ра Карпентера, поток мысли
увлекает нас, как только мы в него погрузимся. Этот пассивный
интерес может быть более или менее продолжительным. Едва он
успел вступить в силу, как внимание отвлекается какой-нибудь
посторонней вещью: тогда посредством произвольного усилия мы
вновь направляем мысль на прежний предмет; при неблагоприят-
ных условиях такое колебание внимания может продолжаться по
целым часам подряд. Впрочем, при этом надо не упускать из виду,.
что внимание сосредоточивается в данном случае не на тождест-
венном в психическом смысле объекте, но на последовательном
ряде объектов, только логически тождественных между собой.
Никто не может непрерывно сосредоточивать внимание на неиз-
меняющемся объекте мысли.
Есть объекты мысли, которые за время их пребывания в об-
ласти сознания не поддаются развитию. Они попросту ускользают
от нас, и для того, чтобы сосредоточить внимание на чем-нибудь,
имеющем к ним отношение, требуется такой ряд непрерывно во-
зобновляемых усилий, что человек с самой энергичной волей по-
неволе должен бывает отступиться от них и предоставить своим
мыслям следовать за более привлекательными стимулами, тщет-
но употребив в течение некоторого времени всевозможные сред-
ства к достижению цели. Есть такие объекты мысли, которых
человек боится, как пуганая лошадь, которых он стремится избе-
гать даже при самом беглом воспоминании о них. Таковы тающие
капиталы для мота в разгар его расточительности. Но незачем
приводить исключительный пример мотовства, когда для всякого
человека, увлекаемого страстью, мысль об умаляющих страсть
обстоятельствах представляется несносной хотя бы на одно мгно-
вение. Мысль о них кажется нам каким-то memento mori в те
счастливые дни нашей жизни, когда она достигает наиболее пыш-
ного расцвета. Наша природа возмущается такими соображения-
ми, и мы теряем их из виду. О цветущий здоровьем читатель,
как долго можешь ты размышлять об ожидающей тебя могиле?
При более спокойных душевных состояниях трудность сосредото-
чить внимание на известном предмете бывает также велика, в
особенности если мозг утомлен. Иное лицо, чтобы избежать скуч-
ной предстоящей работы, бывает готов ухватиться за любой пред-
лог, каким бы ничтожным и случайным он ни был. Я, например,
знаю одного господина, который готов разгребать уголья в ками-
не, раставлять стулья у себя в комнате, подбирать с полу сорин-
ки, приводить в порядок свой "стол, разбирать газеты, хвататься за
первую попавшуюся под руку книгу, стричь ногти, словом, как-
нибудь убивать утро-и все это он делает непредумышленно.
55
единственно только потому, что ему к полудню предстоит приго-
товить лекцию по формальной логике, которой он терпеть не мо-
жет. Все он готов делать, только бы не это.
Повторяю еще раз, объект внимания должен изменяться. Объ-
ект зрения с течением времени становится невидим, объект слуха
перестает быть слышим, если мы будем неподвижно направлять

Рис. 10

на него внимание. Гельмгольц, подвергший самому точному экс-
периментированию свое внимание в области органов чувств, при-
меняя зрение к объектам, не привлекающим внимания в обыден-
ной жизни, высказывает по этому поводу несколько любопытных
замечаний о борьбе двух полей зрения. Так называется явление,
наблюдаемое нами, когда мы глядим каждым глазом на отдель-
ный рисунок (например, в двух соседних отделениях стереоскопа);
в таком случае мы сознаем то один рисунок, то другой, то части
обоих, но почти никогда оба вместе.
Гельмгольц говорит по этому поводу: <Я чувствую, что могу
направлять внимание произвольно то на одну, то на другую систе-
му линий (рис. 10), и что в таком случае некоторое время только
одна эта система сознается мною, между тем как другая со-
вершенно ускользает от моего внимания. Это бывает, на-
пример, в том случае, если я попытаюсь сосчитать число линий в
той или другой системе. Но крайне трудно бывает шадолго прико-
вать внимание к одной какой-нибудь системе линий, если только мы
не ассоциируем предмета нашего внимания с какими-нибудь осо-
бенными целями, которые постоянно обновляли бы активность на-
шего внимания. Так поступаем мы, задаваясь целью сосчитать
линии, сравнить их размеры и т. п. Равновесие внимания, мало-
мальски продолжительное, ни при каких условиях недостижимо.
Внимание, будучи предоставлено самому себе, обнаруживает
естественную наклонность переходить от одного нового впечат-
ления к другому; как только его объект теряет свой интерес, не
доставляя никаких новых впечатлений, внимание вопреки нашей
воле переходит на что-нибудь другое. Если мы хотим сосредото-
чить наше внимание на определенном объекте, то нам необходи-
мо постоянно открывать в нем все новые и новые стороны, в осо-
бенности когда какой-нибудь посторонний импульс отвлекает нас
в сторону>.
56
Эти слова Гельмгольца чрезвычайно важны. А раз они вполне
применимы ко вниманию в области органов чувств, то еще сболь-
шим правом можем мы применить их ко вниманию в области ин-
теллектуального разнообразия. Conditio sine qua non поддержки
внимания по отношению к какому-нибудь объекту мысли заклю-
чается в постоянном возобновлении его при изменении точки зре-
ния и отношения к объекту внимания. Только при патологических
состояниях ума сознанием овладевает неотвязчивая, однообразная
idea fixe.
Гений и внимание. Теперь мы можем легко видеть, по-
чему так называемое <поддерживаемое> внимание развивается
тем быстрее, чем богаче материалами, чем более отличается све-
жестью и оригинальностью воспринимающий ум. Такие умы пыш-
но расцветают и достигают высокой степени развития. На каждом
шагу они Делают все новые и новые выводы, постоянно укрепляя
внимание. Интеллект же, бедный знаниями, неподвижный, неори-
гинальный, едва ли будет в состоянии долго сосредоточивать
внимание на одном предмете... Интерес к данному предмету у та-
кого лица ослабевает чрезвычайно быстро. Относительно гениев
установилось общее мнение, что они далеко превосходят других
людей силой своего произвольного внимания. Можно выразить
опасение, не представляет ли у большинства из них эта <сила>
чисто пассивное свойство. Б их головах идеи пестрят своим раз-
нообразием; в каждом предмете они умеют находить бесчислен-
ное множество сторон; по целым часам они могут сосредоточи-
ваться на одной мысли. Но их гений делает их внимательными, а
не внимание образует из них гениев. Вникнув в сущность дела.
мы можем заметить, что они отличаются от простых смертных не
столько характером своего внимания, сколько природой тех объек-
тов на которые они поочередно направляются. У гениев объекты
внимания образуют связную серию, все части которой объединены
между собой известным рациональным принципом. Вот почему
мы называем внимание <поддерживаемым>, а объект внимания
на протяжении нескольких часов <тем же>. У обыкновенного че-
ловека серия объектов внимания бывает большей частью бессвяз-
ной, не объединенной общим рациональным принципом, поэтому
мы называем его внимание неустойчивым, шатким.
Не лишено вероятности, что гений удерживает человека от
приобретения привычек произвольного внимания и что среднее
умственное дарование представляет почву, где можно всего более
ожидать развития добродетелей воли в собственном смысле сло-
ва. Представляет ли дар внимания свойство гения, или оно зави-
сит от развития волн, во всяком случае чем дольше человек может
удерживать внимание на одном объекте, тем более представляет-
ся ему возможность вполне им овладеть. Способность же по-
стоянно направлять в известную сторону рассеивающееся внима-
ние составляет живой нерв в образовании каждого суждения,.
характера и воли. У кого нет этой способности, того нельзя на-
57
звать
ствовать эту способность, было бы воспитанием par excellence.
Но указать на такой идеал несравненно легче, чем дать практи-
ческое руководство к его осуществлению. Относительно внимания
общим педагогическим правилом может служить следующее: чем
больше интерес в данном занятии ожидает ребенка впереди, тем
более будет напряжено его внимание. Поэтому при обучении
ребенка нужно руководить его занятиями так, чтобы каждое по-
вое сведение, сообщаемое ребенку, находилось в известной связи
с ранее приобретенными знаниями, и, если возможно, вызвать
в ребенке любопытство так, чтобы каждое новое сведение, полу-
ченное ребенком, служило ответом или хоть частью -ответа на
вопрос, еще ранее существовавший в уме ребенка.
Физиологические условия внимания. Вот, по-
видимому, наиболее важные из них:
1) до возникновения внимания к данному объекту необходимо,
чтобы соответствующий кортикальный центр был возбужден и
центральным путем - идеально, и путем внешнего чувственного
раздражения:
2} затем орган чувств должен быть приноровлен к наиболее
отчетливому восприятию внешнего впечатления, посредством при-
способления соответствующего мышечного аппарата;
3) по всей вероятности, необходим известный приток крови
к соответствующему кортикальному центру.
Третьего условия я не буду касаться, так как относительно
его мы не имеем никаких обстоятельных сведений, и я постули-
рую его лишь на основании общих аналогий. Первое и второе
условия оправдываются экспериментальным путем: начнем ради
удобства с рассмотрения второго условия.
Приспособление органа чувств. Оно наблюдается
не только, когда внимание направлено на внешнее чувственное
впечатление, но и в том случае, когда его объектом служит
мысль.
Что оно налицо, когда мы направляем внимание на внешний
объект, это само собой ясно. Глядя на что-нибудь или слушая
что-нибудь, мы непроизвольно приспособляем глаза и уши, а так-
же поворачиваем голову и тело; обоняя и пробуя на вкус, мы при-
способляем язык, губы и нос к данному предмету; осязая какую-
нибудь поверхность, мы соответствующим образом двигаем ося-
зающий орган, во всех этих актах, производя непроизвольные
мышечные сокращения целесообразного характера, мы задержи-
ваем другие движения, нецелесообразные по отношению к тому
результату, который мы имеем в виду: пробуя что-нибудь на вкус,
мы зажмуриваем глаза, прислушиваясь, стараемся затаить ды-
хание, и т. п. В результате получается более или менее массив-
ное органическое чувство напряженности внимания. На это орга-
ническое чувство мы смотрим обыкновенно, как на чувство нашей
собственной активности, хотя оно возникает в нас при посредстве
58
приспособления органов чувств и после него. Таким образом, вся-
кий объект, способный немедленно возбудить нашу чувствитель-
ность, вызывает рефлекторное приспособление органа чувств, ко-
торое сопровождается двумя результатами: во-первых, тем чувст-
вом активности, на которое мы только что указали, и, во-вторых,.
возрастанием ясности в нашем сознании данного объекта.
Но и при интеллектуальном внимании в нас наблюдаются
такие же чувства активности. Насколько мне известно, Фехнер
первый подверг эти чувства анализу и отличил их от только что
указанных более грубых форм того же чувства. Вот что он пишет:

<Когда мы переносим наше внимание с объекта одного органа
чувств на объект другого, мы испытываем некоторое вполне опре-
деленное и легко воспроизводимое по произволу, хотя и не под-
дающееся описанию, чувство перемены направления или измене-
ния в локализации напряжения (Spannung). Мы чувствуем на-
пряжение в известном направлении в глазах, с какой-нибудь сто-
роны в уигах, напряжения, которые возрастают и изменяются в
зависимости от степени нашего внимания в то время, когда мы
смотрим или слушаем; это и есть то, что мы называем напряже-
нием внимания. Различие в локализации напряжения всего ярче
наблюдается, когда внимание наше быстро колеблется между слу-
хом и зрением и в особенности когда мы хотим тонко распозна-
вать данный объект при помощи осязания, обоняния и вкуса>.
<.Когда я пытаюсь вызвать в памяти или воображении какой-
нибудь живой образ, то я начинаю испытывать нечто совершенно
аналогичное напряжению внимания при непосредственном зри-
тельном или слуховом восприятии, но это аналогичное чувство
локализуется совершенно иначе. В то время как при восприятии
реального объекта (а также зрительных следов) с напряженней-
шим вниманием напряжение направляется всецело к данному
объекту-вперед, а при переходе внимания от одного чувства к
другому оно только переменяет направление от одного органа
чувств к другому, оставляя остальную часть головы свободной
от напряжения, при воображении и припоминании, наоборот, чув-
ство напряжения всецело отвлекается от внешних органов чувств
и скорее углубляется в ту часть головы, которая наполнена моз-
гом. Когда я хочу, например, припомнить местность или лицо,
они возникнут передо мной с живостью, если я буду направлять
внимание не вперед, а скорее, если можно так выразиться, назад>.
<Направление внимания назад>, ощущаемое нами, когда вни-
мание направлено на воспроизведенные представления, по-види-
мому, состоит главным образом во вращении глазных яблок кна-
ружи и вверх, подобном тому, которое производится нами во сне
и которое прямо противоположно движению глаз при направле-
нии зрения на внешний объект. Впрочем, даже при внимании, на-
правленном на чувственные объекты, приспособление органа
чувств не есть еще самый существенный процесс. Это-второ-
степенный по значению процесс, который, как показывают наблю-
59
дення, может вовсе не иметь места. Вообще говоря, верно, что
ни один объект, лежащий на крайних частях поля зрения не мо-
жет привлечь нашего внимания, не <привлекши> в то же нремя
роковым образом и нашего глаза, т. е. не вызывая в то же время
вращения и аккомодации глаза и не локализуя, таким образом,
изображения предмета на желтом пятне-самом чувствительном
пункте глаза. Но при помощи упражнения и известном усилии
можно направлять внимание на главный объект ноля зрения,
оставляя глаз неподвижным.
При этих условиях предмет никогда не различается нами впол-
не отчетливо (это невозможно по той причине, что изображение
предмета получается здесь не на самом чувствительном месте
сетчатки), но всякий может убедиться, что предмет сознается бо-
лее живо, если усилие внимания сделано нами. Так, например,
учителя во время урока умеют следить за поведением учеников,
делая в то же время вид, будто не глядят на них. Женщины,
вообще говоря, более пользуются периферическим зрительным
вниманием, чем мужчины. Гельмгольц сообщает один факт, столь
любопытный, что приведу здесь его наблюдение целиком.
Однажды он производил опыты, желая слить в одно цельное
зрительное восприятие пару стереоскопических картин, освещав-
шихся на миг электрической искрой. Картины помещались в тем-
ном ящике, который от времени до времени освещался искрой",
чтобы глаза не двигались по временам в сторону, в середине
каждой картины был сделан прокол булавкой, через который
проникал дневной свет, так что оба глаза в промежутки мрака
.имели перед собой по одной светлой точке. При параллельных
зрительных осях обе точки сливались в одну, и малейшее дви-
жение глазного яблока тотчас же изобличалось раздвоением зри-
тельных образов. Гельмгольц таким путем нашел, что при совер-
шенной неподвижности глаз простые плоскостные фигуры могут
восприниматься в качестве трехмерных при одной вспышке. Но
когда фигуры были сложными фотографиями, то для этого было
необходимо несколько вспышек подряд.
<Любопытно,-говорит далее Гельмгольц,-что при этом, хотя
мы неподвижно фиксируем оба глаза на булавочных отверстиях
и не даем раздваиваться их сложному изображению, тем не менее
мы можем направить наше внимание на любую часть темного
поля, так чтобы при вспышке получить впечатление лишь от той
части, которая лежит в направлении нашего внимания. Здесь
наше внимание является совершенно независимым от положения л
аккомодации глаз или от какого-либо известного нам изменения
в этом органе и может свободно направляться сознательным воле-
вым усилием на любую часть темного и однородного поля зрения.
Это-одно из наиболее важных наблюдений для будущей теории
внимания>

. Berlin, !867, S. 741.
60
Идеационное возбуждение центра. Но в чём же
выражается направление внимания на периферическую часть кар-
тины, если при этом нет физической аккомодации глаз? Что
происходит, когда мы <распределяем> или <рассеиваем> внимание
по предмету, в котором ни одна часть не привлекает нашего вни-
мания? Эти вопросы ведут нас к анализу второй характеристиче-
ской черты внимания-идеационного возбуждения, о котором мы
упомянули в книге. Усилие при направлении внимания на крайнюю
часть картины заключается не в чем ином, как в стремлении обра-
зовать себе возможно более ясную идею того, что там изображе-
но. Воспроизведенная идея идет на помощь ощущению, делая его
более ясным. Появление этой идеи может сопровождаться усили-
ем, и этого рода усилие и представляет в данном случае конечный
результат напряжения внимания. Мы сейчас покажем, что в на-
ших актах внимания всегда есть известная мысленная антиципа-
ция (предварение) объекта внимания. Льюис называет ее пре-
перцепцией, и это название, по-видимому, всего более подходит
к мысленному ожиданию наступающего явления.
При интеллектуальном внимании преперцепция само собой
должна существовать как объект мысли, ибо в этом случае объек-
том служит простая идея, воспроизведенное представление пли
концепт. Следовательно, доказав существование преперцепции
при чувственном внимании, мы докажем, что она налицо во всех
процессах внимания. Впрочем, когда чувственное внимание до-
стигло высшей точки, то становится невозможным сказать, какой
элемент восприятия проникает в наше сознание извне и какой
изнутри, но если мы найдем, что приготовление к напряжению
внимания всегда состоит отчасти из творческого пополнения дан-
ного объекта психическими продуктами воображения, то этим
уже будет доказано то, что требуется.
При определении времени реакции мы, направляя внимание
на то движение, которое нужно было делать, ускоряли наступле-
ние реакции. Это сокращение времени мы в IX главе приписали
тому обстоятельству, что уже заранее до появления сигнала
нервные центры в данном случае бывают совершенно приготовле-
ны к разряду. Таким образом, состояние выжидающего внимания
перед наступлением реакции идет рука об руку с приготовлением
соответствующего нервного центра к разряду.
Когда воспринимаемое впечатление очень слабо, то для того,
чтобы уловить его, необходимо изощрить внимание, предваритель-
но направив его на то же впечатление, но в более сильной форме.
Вот что говорит по этому поводу Гельмгольц: <Если мы хотим
начать наблюдения над обертонами, то можно посоветовать
вслушаться в слабо звучащую ноту, соответствующую искомому
обертону, прежде чем производить опыт звукового анализа над
данной нотой... Если вы поставите перед ухом резонатор, соответ-
ствующий какому-нибудь 0"бертону ноты С (do), например
G (Sol), и затем заставите звучать ноту С, то услышите G, зна-
61
чительно усиленное резонатором. Это усилие обертона резонато-
ром приучает ухо быть более внимательным к искомым звукам.
Если мы станем постепенно удалять резонатор, звук G станет
ослабевать, но внимание, будучи направлено резонатором на этот
звук, уловляет его гораздо легче, и наблюдатель уже может после
такого опыта слышать обертон С невооруженным ухом>. Вундт,
давая свои объяснения к такого рода опытам, говорит следующее:
<Беглые и слабые зрительные впечатления дают в результате
одно и то же. Попробуйте освещать рисунок электрической иск-
рой. появляющейся через большие промежутки времени: после
первых двух-трех вспышек обыкновенно невозможно ничего разо-
брать. Но смутное впечатление от рисунка все-таки сохраняется
в памяти; каждая последующая вспышка дополняет его, пока,
наконец, не получится более ясное изображение. Первичным сти-
мулом для внутренней активности здесь обыкновенно служит
само внешнее впечатление. Мы слышим звук, в котором по неко-
торым ассоциациям чувствуем наличность известных обертонов,
далее припоминаем их, наконец, уловляем их ухом в данном зву-
ке. Или предположим, что мы видим минеральное вещество, ко-
торое и ранее нам случалось видеть; непосредственное впечат-
ление вызывает соответствующий образ в нашей памяти, который,
в свою очередь, сливается более или менее тесно с непосредст-
венным восприятием. Различные свойства данного впечатления
требуют особых благоприятных условий для воспризнания, и мы
заключаем при этом, что наше ощущение напряженности внутрен-
ней активности возрастает в зависимости от усиления яркости тех
впечатлений, на которые мы направляем внимание>.
Это всего естественнее можно представить схематически в виде
воздействий на нервную клетку с двух сторон,- В то время как
предмет воздействует на нее извне, другие нервные клетки дей-
ствуют на нее изнутри. Для полной активности данной нервной
клетки необходимо взаимодействие обоих факторов. Данный объ-
ект воспринимается с полнейшим вниманием только в том случае,
когда он одновременно образует и восприятие и воспроизведен-
ное представление.
Приведем еще несколько опытов, которые после всего сказан-
ного будут вполне понятны. К опытам над освещением стереоско-
пических фигур электрической искрой Гельмгольц присоединяет
еще следующее наблюдение: <Помещая в стереоскоп рисунки
столь простые, что, относительно говоря, для меня было трудно
видеть их двойными, мне удавалось добиться этого даже при
мгновенном освещении, когда я старался живо представить себе,
как они должны бы были выглядеть двойными. Здесь на восприя-
тие влияло одно только внимание, так как глаз оставался совер-
шенно неподвижным>.
Разбирая вопрос о борьбе двух полей зрения, Гельмгольц сно-
ва говорит: <;Это явление не есть соперничество в интенсивности
между двумя ощущениями; оно зависит от напряженности или
62
рассеянности нашего внимания. В самом деле, едва ли есть дру-
гое явление, на котором можно было бы с большим удобством
исследовать причины, обусловливающие наше внимание. Недо-
статочно при этом сознательно решить глядеть сначала одним
глазом, потом другим: мы должны образовать в уме ясное пред-
ставление того, что мы надеемся увидеть. Тогда ожидаемый образ
действительно появится>.
На рис. II, где опыт не дает определенных результатов, можно
вызвать смену одной из кажущихся фигур другою, напряженно
воображая заранее ту фигуру, которую мы желаем видеть. То же
наблюдается и на некоторых рисунках, где известные линии обра-
зуют своею комбинацией фи-
гуру, не имеющую никакого
отношения к тому, что можно
непосредственно видеть на ри-
сунке, и вообще на всех изо-
бражениях, где известный
предмет не бросается в глаза
и едва может быть отличен от
заднего плана; может случить-
ся, что мы долго не будем за-
мечать предмета, но, раз заме-
тив его, мы можем делать его объектом нашего внимания по про-
изволу при помощи того умственного дубликата, который вводит-
ся в данное восприятие нашим "воображением. Кто может сразу
угадать в бессмысленной французской фразе:
que nous> английскую поговорку: Ho
едва ли кто, раз заметив звуковое сходство обеих фраз, не будет
в состоянии снова возобновить его в памяти. Ожидая удара часов,
мы так проникаемся мыслью о наступающем звуке, что каждую
минуту нам кажется, будто уже бьет желанный или страшный час.
То же испытываем мы и в ожидании звука чьих-нибудь шагов.
При малейшем шелесте в лесу охотнику мерещится дичь, бегле-
цу-его преследователи. Влюбленный при виде каждой женской
шляпки на улице воображает, что под этой шляпкой скрывается
голова его кумира. Появление образа в уме и есть внимание: пре-
перцепция (предварение восприятия) есть половина перцепции
(восприятия) искомого объекта.
Именно по этой причине у людей открыты глаза лишь на те
стороны в воспринимаемых впечатлениях, которые они ранее при-
учились различать. Любой из нас может заметить известное яв-
ление после того, как на него нам было кем-нибудь указано, но
то же явление без помощи постороннего указания не сумеет от-
крыть и один человек на десять тысяч. Даже в поэзии и в изобра-
зительных искусствах необходимо, чтобы кто-нибудь указывал нам
на что именно нужно обращать особенное внимание, что заслужи-
вает наибольшего удивления, пока ваш вкус не достигнет своего
полного развития и наша оценка эстетических явлений не станет
63
совершенно безошибочной. В так называемых <детских садах>
детей ради упражнения расспрашивают, сколько характерных черт
они могут назвать в данном предмете, например, в цветке или в
чучеле птицы. Они тотчас называют знакомые им черты: листья,
хвост, клюв, ноги, но они могут глядеть на птицу по целым часам,
не замечая ноздрей, когтей, чешуи etc, пока не обратишь на эти
части их внимание, после чего дети всякий раз указывают на них.
Короче говоря, мы обыкновенно видим лишь те явления, которые
преперципируем; преперцииируем же мы лишь те объекты, кото-
рые были указаны нам другими под известным ярлыком, а ярлык
этот запечатлелся в нашем уме. Потеряв накопленный нами запас
этих ярлыков, мы почувствовали бы себя в окружающем мире
лишенными всякой умственной опоры.
Педагогические замечания. Во-первых, необходимо
укреплять внимание в тех детях, которые относятся крайне не-
брежно к своим занятиям, беспорядочно перескакивая мыслью
с одного предмета на другой. Учитель в данном случае должен
позаботиться о том, чтобы сообщить привлекательность предмету
занятий, ассоциировав его с чем-нибудь интересующим ребенка;
в худшем случае, когда нельзя придать интерес самым занятиям,
можно прибегнуть к обещанию награды за внимательное отноше-
ние к занятиям и наказаниям за невнимательное. Если сам пред-
мет занятий не вызывает в ребенке никакого произвольного вни-
мания, то приходится черпать интерес со стороны. Но всего луч-
ше, когда сама тема занятий интересна, и, обучая детей, мы дол-
жны всегда стараться связывать новые познания, сообщаемые
им, с теми объектами, с которыми у них соединены преперцепции.
То, что давно известно и хорошо знакомо, тотчас становится объ-
ектом внимания и привлекает за собой новые впечатления,
образуя для последних то, что по психологической терминологии
Гербарта называется Apperceptionsmasse. Разумеется, талант учи-
теля заключается именно в том, чтобы знать, какую Apperception-
smasse надо выбрать. Психология может здесь дать только общее
правило.
Во-вторых, необходимо искоренять ту рассеянность внимания,
которая бывает у людей более зрелого возраста при чтении или
слушании речи. Если внимание есть воспроизведение данного ощу-
щения изнутри, то привычка читать только глазами или слушать
только ухом может быть искоренена при помощи отчетливого рас-
членения слышимых или видимых слов; таким путем можно укре-
пить внимание. Это подтверждается опытом. Можно сделать себя
гораздо более внимательным к разговору, если мысленно повто-
ряешь каждое слышанное слово, чем если пассивно слушаешь их;
значительное число студентов, моих слушателей, испытав этот
прием на практике, нашли его весьма полезным...
64
Рибо (Ribot) ТеоДюль Арман (18 де-
кабря 1839 - 9 декабря 1916) -
французский психолог и философ,
родоначальник опытного направления
во французской психологии. По окон-
чании Эколь Нормаль преподавал
философию (1865-1872). Профессор
Коллеж де Франс (с 1883 г.) Сор-
бонны (с 1885 г.). с 1889 г. - дирек-
тор первой французской психологиче-
ской лаборатории при Коллеж де
Франс, основатель и редактор перво-
го во Франции психологического жур-
нала (<Фило-
софское обозрение>), председатель
первого Международного психологи-
ческого конгресса (Париж, 1889]. Вы-
ступив против спиритуализма так на-
зываемой эклектической школы
(В. Кузен и др.), господствовавшей
во французской философии и психо-
логии середины XIX в., Рибо попы-
тался на основе критического анализа
основных направлений современной
ему психологии сформулировать про-
грамму новой, опытной психологии.

Устранив это возражение, мы можем теперь определить истин-
ную роль движений в акте внимания. До сих пор мы ограничились
только описанием их. Постараемся формулировать вопрос по воз-
можности ясно. Представляют ли движения лица, туловища, ко-
нечностей и дыхательные изменения, сопровождающие внимание,
просто, как принято думать, следствия, знаки? Или же это, наобо-
рот, необходимые условия, составные элементы необходимые фак-
торы внимания? Мы без всяких колебаний принимаем второй тезис.
Окончательное уничтожение движений сопровождалось бы совер-
шенным уничтожением внимания.
Пока мы можем только отчасти установить это положение, ко-
торое явится для нас в ином свете при изучении произвольного
внимания, что составит предмет следующей главы; но так как мы
уже коснулись главного пункта механизма внимания, то считаем
необходимым продолжать.
75
Основная роль движений в акте внимания состоит в поддержа-
нии и усилении данного состояния сознания. Так как здесь дело
касается механизма, то предпочтительнее рассматривать этот воп-
рос с физиологической точки зрения, наблюдая за тем, что проис-
ходит в мозгу как органе движения и мысли в одно и то же время...
Итак, сравнивая обыкновенное состояние субъекта с состоянием
внимания, мы находим в первом случае слабые представления, ма-
лое количество движений; во втором же - яркое представление,
энергичные и сосредоточенные движения и, кроме того, отражение
произведенных движений. Не важно, будет ли последний прида-
ток сознателен или бессознателен: сознание не производит этой
работы, оно лишь пользуется ею.
Мне могут возразить: мы допускаем это отраженное действие
движений на мозг, но нет никаких доказательств в пользу того,
что эти движения при своем возникновении не представляют по-
просту результат внимания. Здесь возможны три гипотезы: внима-
ние (состояние сознания) служит причиной движений, или же оно
представляет следствие движений, или же, наконец, оно сначала
является их причиной, а затем следствием.
Я не остановлюсь ни на одной из этих гипотез, имеющих зна-
чение чисто логическое или диалектическое; я бы желал поставить
вопрос иначе. В этой форме он насквозь проникнут тем традицион-
ным дуализмом, от которого так трудно избавиться психологии, и
сводится, в сущности, к вопросу о том, что предшествует: воздей-
ствие ли души на тело или же, наоборот, воздействие тела на ду-
шу? Это загадка, за разрешение которой я не берусь. Для физио-
логической психологии существуют только внутренние состояния,
разнящиеся между собой как по своим собственным свойствам, так
и по физическим проявлениям, им сопутствующим. Если возни-
кающее душевное состояние слабо и выражение его неуловимо, то
оно не может назваться вниманием. Если же оно сильно, стойко,
ограничено в своих пределах и выражается вышеназванными фи-
зическими изменениями, то это действительное внимание. Мы
утверждаем только, что внимание не существует in abstracto, в ка-
честве явления чисто внутреннего. Это конкретное состояние, пси-
хофизиологическое сочетание. Уничтожьте у нашего зрителя, при-
сутствующего на оперном представлении, приспособляемость глаз,
головы, туловища, конечностей, дыхательные изменения, изменения
в мозговом кровообращении и т. д.; уничтожьте сознательное и
бессознательное реагирование на мозг всех этих явлений, и перво-
начальное целое, таким образом обобранное и лишенное содержа-
ния, не будет уже вниманием. Все, что останется от него,-эфе-
мерное состояние сознания, призрак того, что было раньше. Мы
полагаем, что пример, каким бы фантастическим он ни представ-
лялся, яснее выразит нашу мысль, нежели длинные рассуждения.
Двигательные проявления-не причины, не следствия, но элемен-
ты; вместе с состоянием сознания, составляющим их субъективную
сторону, они представляют внимание...

IIi

Состояние неожиданности или изумления есть усиленное не-
произвольное внимание, о котором следует сказать несколько слов.
Состояние это, весьма часто встречающееся в обыденной жизни,
было забыта психологами. Впрочем, у Декарта в
sions> я встретил (часть 2, гл. 70) следующее определение: <Изум-
ление есть внезапно наступившее состояние души, заставляющее
ее рассматривать со вниманием предметы, которые кажутся ей ред-
кими и необыкновенными. Таким образом, оно вызвано, во-первых,
уже существующим в мозгу впечатлением, представляющим пред-
мет редким и, следовательно, достойным тщательного изучения,
затем движением душевных сил, которые под влиянием этого впе-
чатления тяготеют с большей силой к той части мозга, где оно
локализуется, чтобы сохранить и укрепить его в ней. Точно так же
это впечатление способствует передаче указанных душевных дви-
жений мускулам, служащим для удержания органов чувств в
неизменном положении, для того чтобы впечатление поддержива-
лось и укреплялось в этих органах, если оно образовалось при их
участии>. Над этим отрывком стоит задуматься. Читая его, мы
находим-если исключим некоторое различие в способе выраже-
ния,-что здесь ясно перечислены все те элементы, участие кото-
рых в непроизвольном внимании мы старались доказать: увеличе-
ние нервной работы вследствие впечатления, отведение части этой
работы в мускулы с целью <удержать> и <укрепить>. Заметим,
между прочим, что прием Декарта есть прием физиологической
психологии, а никак не спиритуалистической которая рекламирует
себя его именем.
Чувство неожиданности, или в более резкой форме изумление,
есть толчок, вызванный чем-либо новым и непредвиденным: так,
внезапное появление в моей квартире человека, известного мне за
домоседа и которого я воображал у себя дома в двухстах милях
от меня, вызовет во мне чувство изумления.
Как о процессе мыслительном об изумлении мало что можно
сказать. Оно принадлежит к группе душевных движений (эмоций);
в усиленной же форме соответствует потрясению. Собственно гово-
ря, это не столько состояние сознания, сколько промежуток между
двумя состояниями, внезапный перерыв, пробел, зияние. В момент
толчка предшествовавший полиидеизм сразу останавливается, так
как новое состояние, подобно гиганту, врывается в борьбу за суще-
ствование, происходящую между различными состояниями созна-
ния- Мало-помалу новое состояние сознания классифицируется,
вступает во взаимную связь с другими, уже имеющимися налицо;
все стремится прийти в равновесие; по как только прошло чувство
неожиданности, за ним непосредственно следует внимание, т. е.
приноровленный моноидеизм; приспособление успело совершиться.
Мыслительный элемент берет перевес над элементом эмоциональ-
77
ным. Очень возможно, что в состоянии изумления мы плохо по-
знаем, потому что чувствуем слишком сильно.
В физическом отношении симптомы изумления те же, что и для
непроизвольного внимания, но в форме преувеличенной, т. е. более
резкой. Дарвин пишет; <Мы видели, что внимание обнаруживает-
ся легким приподнятием бровей. Когда внимание переходит п чув-
ство неожиданности, то поднятие бровей становится энергичнее,
глаза и рот сильно раскрываются... Степень раскрытия этих двух
органов соответствует интенсивности чувства неожиданности>. Та-
кое приподнятие бровей, представляя собой инстинктивный акт,
встречается также у слепорожденных и способствует весьма быст-
рому раскрытию глаз. Что же касается раскрытия рта, то оно об-
легчает глубокое и сильное вдыхание, которое предшествует у нас
всякому большому усилию.
Мы сказали, что чувство неожиданности есть не что иное, как
непроизвольное внимание в преувеличенной форме. Это положение
я считаю доказанным. Наблюдая чувство неожиданности, мы на-
ходим ясные указания на то, что причина непроизвольного внима-
ния лежит в аффективных состояниях, так как существует незамет-
ная градация от непроизвольного внимания к чувству неожиданно-
сти, изумлению, оцепенению, испугу и ужасу, которые представ-
ляют очень интенсивные аффективные состояния.
Рассуждение наше привело нас обратно к точке отправления
и показало, что происхождение внимания весьма скромно, так
как простые формы его связаны с наиболее настоятельными ус-
ловиями ЖИВОТНОЕ жизни и вначале внимание имело значение
только биологическое. Но благодаря привычке психологов зани-
маться исключительно произвольным вниманием и даже высшими
его проявлениями происхождение это до сих пор оставалось скры-
тым.
Можно сказать a priori, что если внимание вызывается аффек-
тивными состояниями, причина которых лежит в стремлениях, по-
требностях, вожделениях, то, анализируя до конца, мы найдем,
что оно связано с самой глубокой сутью каждого индивидуума-
инстинктом самосохранения.
Беглый обзор фактов яснее покажет нам, что способность
быть внимательным составляла преимущество первой важности в
борьбе за жизнь; но здесь необходимо от человека спуститься
ниже, весьма низко, в среду животных. Я оставляю без внимания
зачаточные формы психической жизни, которые представляют
слишком обширное поле догадкам и уклонениям в сторону. Чтобы
возникло внимание, необходимо по крайней мере развитие неко-
торых из пяти чувств, несколько определенных восприятий и в до-
статочной степени развитый двигательный аппарат.
Животное, устроенное таким образом, чтобы все впечатления
внешнего мира были равносильны для него и располагались бы
все на одном и том же плане в сознании, причем ни одно из них
не господствовало бы над другими и не вызывало к деятельности
78
приноровленного двигательного приспособления, оказалось бы
весьма плохо вооруженным для самосохранения. Не стану гово-
рить о крайнем случае, в котором господство и приспособлен-
ность были бы распределены в пользу впечатлений вредных, ибо
таким" образом организованное животное безусловно должно по-
гибнуть, представляя из себя организм нелогичный, воплощенное
противоречие. Остается рассмотреть обыкновенный случай, или
господство ощущений полезных, т. е. связанных с питанием жи-
вотного, его защитой от врагов, распространением его породы. Впе-
чатления погони за добычей, бегства от врага, оплодотворения
самки утверждаются в сознании животного вместе с приспособ-
ленными движениями. Внимание находится к услугам потребно-
ности и в зависимости от нее; оно всегда связано с деятельностью
наиболее совершенного органа чувств и бывает осязательным,
зрительным, слуховым или обонятельным, смотря по породе жи-
вотного. Здесь оно является во всей своей простоте и в этой фор-
ме легче всего поддается изучению. Необходимо было спуститься
до этих первобытных форм, чтобы постигнуть причину его могу-
щественной силы-оно составляет условие жизни и сохраняет тот
же характер и в высших формах, где, переставая служить факто-
ром приспособления к физической среде, становится фактором при-
способления к среде социальной, что мы и увидим дальше. Во всех
формах внимания, начиная с низшей и кончая высшей, существует
единство состава.
Впрочем, даже у высших животных внимание теряет свой ог-
раниченный и материальный характер. Существование громадного
большинства животных видов замкнуто в следующий тесный круг:
питание, самозащита, размножение, сон; этим тесным кругом ис-
черпывается вся их деятельность. Наиболее смышленые из них
имеют еще одну форму деятельности, проявляющуюся в способно-
сти играть; это проявление так важно, что многие писатели смот-
рят на него как на зародыш, из которого развивается искусство.
Этой потребности, являющейся уже роскошью, соответствует и род
внимания, также составляющий ро"скошь. Собака, с которой хозяин
ее имеет привычку играть известным образом., становится внима-
тельной, как только замечает, что он приготовляется к игре. Сикор-
ский, хороший наблюдатель детских нравов, показал, что способ-
ность к деятельности и вниманию наиболее развивается у них во
время игр.

ПРОИЗВОЛЬНОЕ ВНИМАНИЕ

Внимание произвольное, или искусственное, есть продукт искусства
воспитания, дрессировки, увлечения чем-либо. Оно привито ко вни-
манию непроизвольному, или естественному, и из него черпает
условия для своего существования, подобно тому, как привитая
ветвь питается за счет ствола "растения. В непроизвольном внима-
79

{нет 80 страницы.}

от предметов, наиболее ему близких, к предметам, наименее его
касающимся. Остановка взгляда, переходящая впоследствии в ин-
тенсивное внимание, проявляется во внешности более резко выра-
женным сокращением некоторых мускулов. Внимание сопровож-
дается "известным аффектом, который Прейер называет <эмоцией
удивления>. На высшей своей ступени это состояние производит
временную "неподвижность мускулов. По мнению доктора Сикор-
ского, <удивление или скорее эмоция, сопровождающая психиче-
ский процесс внимания, наиболее характеризуется временной за-
держкой дыхания; явление это бросается в глаза человеку, при-
указать момент первого появления воли. Прейер думает, что он
совпадает с пятым месяцем, являясь в форме импульса; как за-
держивающая способность воля проявляется значительно позже.
Пока психическая жизнь остается еще в периоде попыток (peri-
ode d"essai), внимание, т. е. переход мысли от одного предмета
дение произвольного внимания, состоящего в способности удержи-
лишь насильственно, под влиянием воспитания-все равно, исхо-
дит ли оно от людей или от вещей. Воспитание, привитое людьми,
более заметно, но существует не одно оно.
Ребенок отказывается учиться читать; он не в состоянии сосре-
доточить свой ум па буквах, для него непривлекательных, но он
жадно всматривается в картинки, которые находит в книге. <Что
изображают эти картинки?> На это отец отвечает: <Когда ты на-
учишься читать, книга тебе об этом скажет>. После нескольких по-
добных разговоров ребенок покоряется; сначала он вяло берется
за дело, потом привыкает и, наконец, проявляет усердие, которое
приходится уже умерять. Это пример генезиса произвольного вни-
мания. К желанию естественному, прямому пришлось привить же-
лание искусственное и косвенное. Чтение есть процесс, не имеющий
непосредственного интереса; но оно имеет интерес посредствующий;
этого достаточно-ребенок втянулся в работу, пер"вый шаг сделан.
Другой пример я заимствую у Переца. <Однажды шестилетний ре-
бенок, обыкновенно крайне рассеянный, уселся по собственному
побуждению за рояль, чтобы проиграть мотив, нравящийся его
матери; упражнение его продолжалось более часа. Тот же ребенок,
когда ему было семь лет, видя, что брат его занят исполнением
каникулярных работ, сел в кабинете отца. <Что вы делаете
здесь?>-спросила няня, удивленная, что застала его в этой ком-
нате.-<Я пишу страницу по-немецки,-отвечал ребенок,-правда,
это не особенно весело, но мне хочется сделать приятный сюрприз
маме>. Еще пример генезиса произвольного внимания, привитого
на этот раз к чувству симпатии, а не эгоизма, как в первом приме-
ре. Ни рояль, ни урок немецкого языка не возбуждают внимания
непроизвольного, они вызывают внимание и приковывают его к се-
бе с помощью заимствованной силы.
81
Везде при возникновении произвольного внимания замечается
с бесчисленными вариациями все тот же механизм, приводящий к
полному успеху, к успеху половинному или же к неудаче: берутся
естественные двигатели, отклоняются от прямой их цели и употреб-
ляются (если возможно) для достижения другой цели. Искусство
пользуется природными силами для осуществления своих задач,
и в этом-то смысле я называю такую форму внимания искусствен-
ной.
Не задаваясь перечислением различных двигателей, которыми
пользуются искусственно, чтобы вызвать и упрочить произвольное
внимание, т. е. как уже сказано) придать намеченной цели деятель-
ную силу, не присущую ей самой, я должен отметить в образова-
нии произвольного внимания три последовательных периода.
В первом периоде влияние воспитателя простирается только на
простейшие чувства: он действует на чувство страха во всех его
формах, на эгоистические стремления, пользуется привлекательно-
стью наград и влияет на нежные и симпатичные эмоции, на врож-
денную любознательность, составляющую как бы умственный ап-
петит, встречающийся у всех в известной, хотя бы и слабой сте-
пени.
Во втором периоде искусственное внимание вызывается и под-
держивается чувствами вторичного образования: самолюбием, со-
ревнованием, честолюбием, интересом в практическом смысле, чув-
ством долга и т. д.
Третий период-период организованного внимания: внимание
вызывается и поддерживается привычкой. Так, ученик, сидящий в
классной комнате, работник, трудящийся в мастерской, чиновник,
занимающийся в канцелярии, купец, сидящий за прилавком, по
большей части охотно выбрали бы для себя иные местопребывания,
но под влиянием самолюбия, честолюбия, интереса у них создалось
прочное влечение к указанным занятиям. Выработавшееся внима-
ние стало второй натурой, задача искусства выполнена. Достаточ-
но очутиться в известных условиях) известной среде, чтобы все
остальное последовало само собой: внимание "вызывается не столь-
ко причинами, принадлежащими настоящей минуте, сколько накоп-
лением причин предшествовавших. Двигателям первичным сооб-
щилась сила двигателей естественных. Субъекты, не поддающиеся
воспитанию и дрессировке, никогда не достигают этого третьего
периода; у них произвольное внимание является редко, урывками
и не может войти в привычку.

Нет надобности подробно доказывать, что у животных переход
от внимания непроизвольного к произвольному происходит точно
так же под влиянием воспитания, дрессировки; но здесь воспита-
тель располагает для воздействия только ограниченным числом
простых средств. Он действует с помощью устрашения) лишения
пищи, насилия, кротости, ласки и, таким образом, достигает того,
что у животного являются привычки, и оно с помощью искусствен-
ных средств становится внимательным. Между животными точно
82
так же, как и между людьми, есть способные к воспитанию и
строптивые.
<Воспитатель обезьян,-говорит Дарвин,-покупавший их в
зоологическом обществе по пятидесяти рублей за экземпляр, пред-
лагал двойную плату за право удерживать обезьян в течение не-
скольких дней у себя, чтобы сделать из них выбор. Когда его
спросили, каким образом он узнает в такой короткий срок) будет
ли данная обезьяна хорошим актером, он отвечал, что все зависит
от способности их ко вниманию. Если в то время, когда говорят
с обезьяной или объясняют ей что-либо, внимание ее легко развле-
кается мухой, сидящей на стене, или каким-нибудь другим пустя-
ком, то такие животное вполне безнадежно в смысле дрессировки.>
Когда пытались с помощью наказания заставить невнимательную
обезьяну повиноваться, она становилась норовистой, между тем
как, напротив, внимательная обезьяна всегда оказывается способ-
ной к дрессировке>.
Резюмируя сказанное, мы видим, что нашли в корне внимания
лишь аффективные состояния, притягательные или отталкиватель-
ные стремления. Для непроизвольной формы не существует других
причин. Для формы произвольной причины те же, но чувства более
сложны, более позднего образования, опытные производные от пер-
воначальных стремлений. Попробуйте в то время, когда произволь-
ное внимание находится еще в периоде генезиса, пока оно еще
не организовалось, не утвердилось под влиянием привычки, отнять
у ученика самолюбие, соревнование, страх наказания; попробуйте
обогатить коммерсанта и рабочего, дайте чиновнику пенсию с пер-
вых дней его карьеры, и все внимание их к непривлекательной
работе исчезнет, потому что нет более того, что вызывало и под-
держивало его. Я согласен) что этот генезис очень сложен, но он
соответствует действительности. Если верить большинству психоло-
гов, можно подумать, что произвольное внимание, единственно для
них существующее) хотя и представляющее форму производную и
приобретенную,-устанавливается сразу. Оно подчиняется мною
высшему авторитету. Я даю его или отнимаю по желанию, я на-
правляю его поочередно на различные точки, я сосредоточиваю его
на одном пункте так долго, как только может продолжаться усилие
моей воли. Если это описание не условно и не фантастично, если
автор вывел его из собственного опыта, я могу только восхищаться
им. Но, по правде говоря, надобно быть лишенным всякой наблю-
дательности .или же ослепленным предрассудками, чтобы не ви-
деть, что произвольное внимание в своей устойчивой форме есть
состояние) трудно сохраняемое, и что многим не удается достиг-
нуть его.
Тем не менее если, как мы старались это доказать, высшая
форма внимания есть дело воспитания, полученного нами от наших
родителей, учителей, от окружающей нас среды, дело того воспи-
тания, которое мы впоследствии даем себе сами, подражая полу-
ченному нами от других, то объяснение это только отодвигает
83
дальше затруднение; ведь наши воспитатели ограничивались тем
что действовали на нас, как раньше действовали на них другие,
и т.д. из поколения в поколение; следовательно, это нисколько не
объясняет нам первоначального генезиса произвольного внимания.
Каким образом возникло оно? Оно возникло в силу необходи-
мости, под давлением потребности и рядом с успехами умственно-
го развития. Это усовершенствованный аппарат, продукт цивилиза-
ции. Тот же прогресс, который заставил человека в нравственном
строе своем заменить господство инстинктов господством интереса
или долга, в строе социальном перейти от первобытной дикости
в состояние организованного общества, в строе политическом-от
почти абсолютного индивидуализма к образованию государства,
тот же прогресс в области умственного развития заставил человека
перейти от господства непроизвольного внимания к господству вни-
мания произвольного. Последнее служит одновременно следствием
и причиной цивилизации.
В предыдущей главе мы заметили, что в естественном состоя-
нии как для животного, так и для человека возможность непроиз-
вольного внимания служит фактором первой важности в борьбе
за жизнь. Как только под влиянием тех или других причин, высту-
пивших вперед, человек вышел из дикого состояния (недостаток
дичи, скученность населения, бесплодность почвы, соседство лучше
вооруженных племен) и явилась необходимость погибнуть или при-
способиться к более ".сложным условиям жизни, т. е. работать, вни-
мание произвольное стало, в свою очередь, фактором первой важ-
ности в этой повой форме борьбы за жизнь. Как только у человека
явилась способность отдаться труду, по существу своему непривле-
кательному, но необходимому, как средство к жизни явилось на
свет и внимание произвольное. Следовательно, оно возникло под
давлением необходимости и воспитания, даваемого внешними пред-
метами.
Легко доказать, что до возникновения цивилизации произволь-
ное внимание не существовало или появлялось на мгновение, как
мимолетное сверкание молнии. Леность дикарей известна; это под-
тверждают все путешественники и этнологи; примеры так много-
численны, что приводить их нет надобности. Дикарь со страстью
предается охоте, войне, игре, он страстный любитель всего не-
предвиденного, неизвестного, случайного во всех возможных фор-
мах; но постоянного труда он не знает или презирает его. Любовь
к труду есть чувство вторичного образования, развивающееся па-
раллельно с цивилизацией. Заметим, что труд составляет наиболее
резкую конкретную форму внимания. Даже полуцивилизованные
племена чувствуют отвращение к последовательному труду. Дарвин
спросил у гаучей, преданных пьянству, игре и воровству, почему
они не работают. Один из них ответил: <Дни слишком длинны>.
<Жизнь первобытного человека,-говорит Герберт Спенсер,-поч-
ти вся проходит в преследовании зверей, птиц и рыб, которое до-
ставляет ему приятное возбуждение; для человека цивилизованно-
84
го охота хотя и служит удовольствием, но далеко не таким посто-
янным и распространенным... Наоборот, очень слабо развитая у
первобытного человека способность к продолжительному, непре-
рывному вниманию сделалась у нас очень значительной. Правда,.
большинство людей трудится по необходимости) но среди общества
существуют и такие люди, для которых активное занятие состав-
ляет потребность настолько сильную, что они беспокоятся, когда
им нечего делать, и чувствуют себя несчастными, если случайно
принуждены отказаться от труда; встречаются люди, для которых
предмет их исследования настолько привлекателен, что они преда-
ются ему в течение целых годов, почти не давая себе необходи-
мого для их здоровья отдыха...>.
Произвольное внимание-явление социологическое. Рассмат-
ривая его как таковое, мы лучше поймем его генезис и непроч-
ность.
Нам удалось, думаем мы, доказать, что произвольное внимание
есть приспособление к условиям высшей социальной жизни, что
это дисциплина, привычка, подражание естественному вниманию,.
служащему ему одновременно точкой опоры и точкой отправ-
ления.

II
До сих пор в механизме внимания мы рассматривали только-
то внешнее давление причин и среды, которое обусловливает пере-
ход его из одной формы в другую. Теперь мы приступаем к вопро-
су, гораздо более темному, именно к изучению внутреннего меха-
низма, который усиленно поддерживает известное состояние созна-
ния, несмотря на психологическую борьбу за существование, по-
стоянно стремящуюся к его уничтожению. Этот относительный
моноидеизм, состоящий в господстве известного числа внутренних
состояний, приспособленных к одной цели и исключающих всякие
другие, не нуждается в объяснениях для непроизвольного внима-
ния. Одно какое-нибудь состояние (или группа состояний) преоб-
ладает в сознании, потому что оно много сильнее остальных; а
много сильнее оно потому, что, как мы уже говорили, все стрем-
ления индивидуума действуют сообща в его пользу. В произволь-
ном внимании, особенно в наиболее искусственных его формах,
замечается противоположное. Каким же механизмом удерживается
это состояние?
Нет надобности разыскивать, каким образом вызывается произ-
вольное внимание в текущей жизни. Оно возникает по требованию
обстоятельств, как и всякое другое состояние сознания; отличие
его от последнего заключается в том, что оно может быть удер-
жано. Если ученик, не интересующийся математикой, вспоминает,
что ему надобно решить задачу, то это известное состояние созна-
ния: если же он садится за работу и продолжает ее-здесь является
состояние произвольного внимания. Чтобы устранить всякие
85
недоразумения, я повторяю: вся задача заключается в этой воз-
можности задержки.
Каким образом можем мы произвести задержку? Здесь мы при-
ступаем к вопросу, весьма мало обработанному в физиологии и
почти не исследованному в психологии. Опыт па каждом шагу по-
казывает нам, что во многих случаях в нашей власти остановить
движение различных частей нашего тела. Но как происходит соот-
ветствующий процесс этой приостановки в области духовной? Если
бы механизм задержки был лучше изучен в физиологии, мы, веро-
ятно, могли бы дать менее туманный ответ. Итак, просим читателя,
смотреть на последующие рассуждения, как на опыт, исполненный
пробелов.
Основное свойство нервной системы состоит в переходе первич-
ного возбуждения в движение. Это акт рефлективный, типичная
форма нервной деятельности. Но известно также, что некоторые
возбуждения могут помешать движению, замедлить или уничто-
жить его...
Хотя теория, утверждающая, что для задерживательных явле-
ний существуют отдельные аппараты, сделалась почти классиче-
ской, но в последнее время несколько авторов, опираясь на свои
опыты, утверждали, что <как двигательные, так и задержива-
тельные явления происходят в одних п тех же элементах>. <Вся-
кий раз, когда раздражают какой-нибудь нерв,-говорит Бонн,-
в этом нерве происходят двоякого рода изменения в противопо-
ложных направлениях. Возьмем двигательный нерв: деятельность
его выразится сотрясением мускула, но кроме этого явления, наи-
более очевидного и лучше всего исследованного, возникает также
противоположное состояние, стремящееся затормозить движение
или не дать ему осуществиться. В этом нерве произойдут одно-
временно: акт двигательный и акт задерживательный>. Двига-
тельный процесс наступает быстрее задерживательного и длится
не столь долго. Первое возбуждение производит максимальное
сотрясение, но при вторичном возбуждении наступает задержка,
уменьшающая силу движения. В одном из опытов Вундта при
раздражении данного нерва с помощью непрерывного тока яв-
ляется на аноде задерживательная волна, которая распознается
по уменьшению раздражаемости нерва, и медленно распростра-
няется по обе стороны анода; в то же время на катоде образует-
ся волна возбуждения, распространяющаяся по обе стороны
катода с большой быстротой и интенсивностью. Таким образом,
при возбуждении по нерву в одно и то же время проходят задер-
живательная волна и волна возбуждения, и возбуждаемость его
есть не что иное, как равнодействующая этих двух противопо-
ложных сил.

Их значение так велико,
что в известных случаях только они одни вызывают чувство уси-
лия. Это доказал Фурье с помощью весьма простого опыта. Вы-
тянув руку и держа указательный палец в положении, необходи-
мом для выстрела, можно испытать чувство затраченной энергии,
не двигая на самом деле пальцем. Вот, по-видимому, ясный слу-
чай чувства затраченной энергии без действительного сокращения
мускулов руки и без заметного физического усилия (что состав-
ляет тезис Бэна).
<Но если читатель возобновит опыт и отнесется со вниманием
к состоянию своего дыхания, то заметит, что сознание усилия
совпадает у него с неподвижностью грудных мускулов и что оно
пропорционально сумме энергии, которую он чувствует затрачен-
ной; он держит гортань закрытой и активно сокращает дыхатель-
ные мускулы. Если же он по-прежнему установит свой палец, но
при этом все время будет продолжать дышать, то заметит, что
каково бы ни было внимание, направленное им на палец, он не
ощутит ни малейшего следа усилия до тех пор, пока палец в дей-
ствительности не придет в движение, причем локализация чувства
усилия отнесется к действующим мускулам. Только в том случае,
когда оставляется без внимания этот необходимый дыхательный
фактор, всегда присутствующий, сознание усилия может с неко-
торой степенью вероятности быть приписано центробежному
току>.
В итоге везде и всегда мускульные сокращения. Даже в слу-
чаях совершенной неподвижности мы находим при тщательном
самонаблюдении, что интенсивное размышление сопровождается
зачатками речи, движениями горла, языка, губ. У тех, которые
принадлежат к двигательному типу, следовательно, у наименее
благоприятных для нашего тезиса, существуют состояния мыслен-
ного всматривания или вслушивания: глаз, хотя он и закрыт,
приковывается к воображаемым предметам. Чермак, а за ним
Штрикер обратили наше внимание на тот факт, что если от внут-
реннего созерцания образа предмета, который предполагается в
очень близком расстоянии, сразу перейти к мысленному всматри-
ваиню в предмет очень отдаленный, то чувствуется чувственное
изменение в иннервации глаз. В зрении действительном приходит-
ся в таких случаях переходить от состояния схождения зритель-
ных осей к состоянию их параллелизма, т. е. различным образом
иннервировать двигательные мускулы глаз. Та же операция, толь-
ко в более слабой степени, в зачаточном состоянии, происходит
во внутреннем зрении, сопровождающем размышление. Наконец, у
всех и во всех случаях существует изменение дыхательного ритма.
Теперь мы в состоянии ответить на поставленный выше воп-
рос о происхождении чувства усилия и о значении его.
Происхождение его кроется в тех физических состояниях,
которые мы уже столько раз перечисляли и которые составляют
необходимые условия внимания. Внимание не что иное, как их
98
отражение в сознании. Оно зависит от количества и от качества
мускульных сокращений, органических изменений и т. д. Точка
отправления внимания имеет характер периферический, как и
всякого другого ощущения.

Эта точка отправления означает, что внимание есть состояние
ненормальное, непрочное, вызывающее быстрое изнурение орга-
низма, ибо усилие кончается утомлением, утомление же ведет, в
свою очередь, к функциональному бездействию.
Остается неясным один пункт. Когда мы переходим от обык-
новенного состояния к состоянию чувствительного внимания пли
размышления, то при этом происходит увеличение работы. Чело-
век, утомившийся от продолжительной ходьбы, от сильного нап-
ряжения мысли или изнемогающий от потребности сна по истече-
нии дня, выздоравливающий после серьезной болезни,-словом,
все расслабленные неспособны ко вниманию, потому что оно, как
и все остальные формы труда, требует запасного капитала, гото-
вого к израсходованию. Таким образом, в переходе от состояния
рассеянности к состоянию внимания происходит преобразование
силы напряжения в живую силу, переход потенциальной энергии
в энергию активную. Это-то и есть начальный момент, очень от-
личный от момента чувствуемого усилия, являющегося его след-
ствием. Я делаю это замечание мимоходом, не останавливаясь на
нем.
За разбор этого вопроса можно взяться с пользой, только
ознакомившись с нашим предметом во всей его целости.
IV
Опытные изыскания по вопросу о произвольном внимании
подтвердили некоторые выводы, которые, впрочем, естественно
вытекали из точного понимания предмета и придали им большую
определенность. Изыскания эти могут быть прямыми или косвен-
ными, смотря по тому, изучается ли внимание само по себе во
всех его индивидуальных изменениях, в состоянии нормальном
или болезненном, или же как средство, как орудие других изы-
сканий, касающихся продолжительности восприятий, ассоциаций,
суждения, выбора. Внимание служит, действительно, основным
психическим условием всех психометрических изысканий.
Оберштейнер, рассматривающий внимание главным образом
как акт задержки, нашел, что оно вообще требует больше време-
ни у невежд, нежели у людей образованных; у женщин, нежели
у мужчин, образ жизни которых способствует развитию задержи-
вающей способности; у старцев, нежели у взрослых и молодых
людей; последнее, конечно, зависит от менее быстрой функцио-
нальной деятельности.
Ряд опытов, произведенных над одним и тем же лицом, дал
при нормальном состоянии среднюю, равную 133 а, при головной
99
боли-171 б, в состоянии усталости и дремоты-183 б. У одного
больного при начале общего паралича среднее время равнялось
166 б, во втором периоде болезни, когда состояние субъекта впол-
не совпадало с опытным исследованием, было получено 281 б и
до 755 б. С другой стороны, Стэнли Халл, которому удалось встре-
тить субъекта, могущего правильно реагировать в состоянии гип-
ноза, констатировал очень заметное сокращение времени, потреб-
ного Для реакции, которое от средней 328 б (состояние нормаль-
ное) уменьшалось до 193 б (состояние гипноза),-результат, ко-
торый можно было предвидеть на основании присущего гипнозу
моноидеизма.
Вундт и Экснер производили другие опыты над нормальным
человеком. Иногда субъект застигается в состоянии рассеянности,
причем впечатление, на которое он должен реагировать, является
врасплох и не определено заранее. Иногда впечатление опреде-
ляется своим характером и энергией, но не моментом, когда оно
должно наступить. Иногда же впечатление определяется вполне
(в отношении характера и времени наступления), причем услов-
ный знак предупреждает субъекта о наступлении впечатления.
В этом восходящем движении от неопределенности к полной оп-
ределенности время реакции постепенно уменьшается, чего и
можно было ожидать. Таким образом, между тем как в случае
рассеянности это время может достигнуть громадной цифры -
500 б, во втором случае оно сокращается до 253 б, а при условном
знаке-до 76 б.
Эти опыты представляют нам в простейшей форме состояние,
называемое вниманием выжидательным. Они требуют некоторых
замечаний, могущих подтвердить сказанное выше.
Если рассматривать духовную сторону выжидательного внима-
ния, то оказывается, что это-приготовительная стадия, в те-
чение которой вызывается образ события предвиденного или пред-
полагаемого, Состояние моноидеизма уже образовалось, так что
действительное явление есть только усиление прежде существо-
вавшего представления. В некоторых опытах дается почти одно-
временно два впечатления и требуется определить, которое из них
предшествует во времени. Если они различного характера-одно
слуховое (удар колокола), другое зрительное (электрическая ис-
кра),-то мы склонны считать предшествующим или впечатление
наиболее сильное, или же то, на которое было направлено вни-
мание. Делая подобного рода изыскания, Вундт мог по желанию
получать первым то одно, то другое впечатление, смотря по тому,
куда направлял свое внимание. Когда оба возбуждения однород-
ны, то хорошо воспринимается только первое, второе же прохо-
дит совершенно незамеченным.
Рассматривая выжидательное внимание со стороны двигатель-
ных явлений, мы замечаем, что оно вызывает подготовительную
иннервацию нервных центров и мускулов, которая при первом
толчке может перейти в действительный импульс. Итак, представ-
100
ление само по себе помимо внешней причины может вызвать ре-
акцию.
Это возбужденное состояние является главным образом в тех
случаях, когда ожидаемое впечатление не определено заранее,
с случаях, которые можно назвать случаями выжидательного вни-
мания вообще. Двигательная иннервация распределяется между
всеми областями чувствования; тогда является чувство беспокой-
ства и неловкости, чувство такого напряжения, что падающее
тело или какая-нибудь случайность в лаборатории вызывает ав-
томатическую реакцию.
Когда ожидаемое впечатление в точности определено, тогда
путь двигательной иннервации наперед начертан; вместо того что-
бы рассеиваться, внимание локализируется. Время реакции может
сделаться нулевым или даже отрицательным.
Когда реакция должна произойти с помощью разнородных
приемов или для разнородных возбуждений, то необходимо долж-
но наступить в центрах изменение, которое могло бы, в свою оче-
редь, произвести изменение в направлении нервных путей; такое
состояние крайне утомительно. Если, несмотря на утомление,
реакции продолжаются, то время возрастает несоразмерно, до
одной секунды, по Экснеру.
Мы должны упомянуть также об опытных изысканиях Н.Ланге
над колебаниями чувствительного внимания. В ночной тишине
тиканье часов, находящихся па известном расстоянии, то вовсе не
слышно, то, напротив, усиливается; то же самое замечается отно-
сительно шума водопада; аналогичные колебания были наблю-
даемы также в ощущениях зрительных и осязательных. Эти из-
менения не объективны, они могут быть только субъективны.
Можно ли, как это делается обыкновенно, приписать их утомле-
нию органа чувства? Автор не согласен с этим; по его мнению,
они происхождения центрального и зависят от колебаний внима-
ния. Если бы колебания были происхождения периферического,
то они не зависели бы друг от друга в тех случаях, когда внима-
ние направлено на два одновременных возбуждения-одно зри-
тельное, другое слуховое. Этого, однако, не бывает; оба вида
колебаний никогда не совпадают; они всегда разделяются вполне
определенным промежутком. Где причина такой периодичности
колебаний? По мнению автора, она лежит в колебании образов,
сопровождающих чувственное восприятие. Усилие, связанное со
вниманием, происходит от того, что к действительному впечатле-
нию присоединяется образ предшествовавшего впечатления. <Чув-
ствительное внимание,-говорит он,-есть ассимиляция действи-
тельного впечатления, остающегося неподвижным, с предшество-
вавшим образом, который подвергается колебаниям>.
В итоге мы видим, что внимание ни в чем не похоже на чис-
то духовную деятельность, что оно связано с вполне определен-
ными физическими условиями и, действуя только через них, от
них же и зависит.
101
Ланге Николай Николаевич
(12(24) марта 1858 - 15 февраля
1921) - русский психолог, один из
создателей и крупнейший представи-
тель экспериментальной психологии
в России. После окончания Петер-
бургского университета работал у
Вундта в Лейпциге (1883-1888).
В 1888 г. - приват-доцент Петер-
бургского, с 1888 по 1921 г. - про-
фессор Одесского университета. Ос-
новал одну из первых в России ла-
бораторий экспериментальной психо-
логии в Одессе (1890). Свой подход
к пониманию психики Ланге называл
"реалистическим", или "общебиологи-
ческим", противопоставляя его кон-
цепции эпифеномнализма "Психиче-
ские акты получают свое реальное
определение лишь тогда, когда мы
рассматриваем их с общей биологи-
ческой точки зрения, т. е. как свое-
образные приспособления организма"
("Психологические исследования".
Одесса, 1893). Выделив две основные
приспособительные функции психики:
оценку результата действия ("круго-
вые реакции") и предвосхищение со-
бытий в среде на основании связей,
сложившихся в опыте, - Ланге по-
ставил в центр своей психологии про-
блему движения и действий, считая
их прообразом и исходной формой
всякого психического процесса. В ис-
тории экспериментальной психологии
Ланге известен прежде всего своими
исследованиями восприятия (так на-
зываемые "аконы перцепции Ланге")
и внимания ("моторная теория во-
левого внимания"}, представленными
в его докторской диссертации "<Пси-
хологические исследования". Одесса,
1893 (первоначально в "Philos. Stu-
dien". 4, 1888).

Сочинения: "Элементы воли".
"Вопросы философии и психологии",
1890, кн. 4; "Душа ребенка в первые
годы жизни". СПб., 1892; "Психологи-
ческие исследования. Закон перцеп-
ции. Теория волевого внимания".
Одесса, 1893; "Итоги науки", т. VIII.
"Психология". М., 1914 (есть библио-
графия трудов); "Внимание", "Воля",
"Гегель", "Гераклит", "Гоббс", "Де-
терминизм", "Диалектика", "Диль-
тей", "Душа", "Идеализм", "Кант",
"Классификация наук", "Конт",
"Лейбниц">, "Психология", "Психоло-
гия экспериментальная" и другие
статьи в Энциклопедическом слова-
ре Гранат, изд. 7. М., 1918-1924.

Литература: Б. М. Тепло в.
"Основные идеи в психологических
трудах Н. Н. Ланге (к 100-летию со
дня рождения)". <Вопросы психоло-
гии>, 1958, № 6; <Материалы конфе-
ренции, посвященной 100-летию со
дня рождения профессора Н. Н. Лан-
ге (1858-1958)>. Одесса, 1958. В хре-
стоматии публикуются: статья <Вни-
мание)> из Энциклопедического слова-
ря Гранат, изд. 7, и отрывки из кни-
ги Ланге <Психологические исследо-
вания> (Одесса, 1893) -
102
Н. Н. ЛАНГЕ
ВНИМАНИЕ
Особое свойство психических явлений, поскольку они принадле-
жат сознанию одного индивидуума, состоит в том, что эти явле-
ния мешают друг другу. Мы не в состоянии одновременно думать
о разных вещах, не можем одновременно исполнять разные рабо-
ты и т. п. Это свойство сознания называется обыкновенно узо-
стью сознания. С психическими явлениями дело обстоит так, точ-
но они взаимно вытесняют друг друга или угнетают, ведут между
собой борьбу за сознание, которого не хватает одновременно для
всех. Впрочем, эта взаимная борьба или угнетение имеет место
лишь в том случае, если психические явления нс связаны для нас
в одно целое, а, напротив, представляют независимые друг от
друга мысли, чувствования и желания. Совершать одновременно
различные движения двумя руками, например одной ударять по
столу, а другой двигать по нему, трудно, но ударять обеими
руками так, чтобы их движения составляли определенный общий
ритм, легко. Одновременно рассматривать какую-нибудь вещь ив
то же время слушать не связанные для нас с нею звуки трудно:
одно мешает другому, но слушать речь оратора и внимательно
следить за выражением его лица почти не мешает друг другу.
Одновременно слышать целый аккорд возможно, по прислуши-
ваться сразу к разным, несвязным для нас в одно целое звукам
мешает одно другому. То же надо сказать о желаниях, чувство-
ваниях, мыслях, фантазиях и т. п. О том психическом явлении,
которое господствует и данный момент, говорят фигурально, что
оно находится в центральном поле сознания, в его фиксационном
пункте, прочие же, оттисненные явления занимают периферию
сознания и притом тем дальше, чем менее они нами осознаются.
В нашем сознании есть как бы одно ярко освещенное место,
удаляясь от которого психические явления темнеют или бледне-
ют, вообще все менее сознаются. Внимание, рассматриваемое
объективно, есть именно не что иное, как относительное господст-
во данного представления в данный момент времени: субъектив-
но же, т. е. для самого сознающего субъекта, это значит быть
внимательным, быть сосредоточенным на этом впечатлении.
Виды внимания. Смотря по тому, какой характер имеет гос-
подствующее впечатление, можно различать чувственное и интел-
лектуальное внимание, далее непосредственное и посредственное.
При чувственном внимании в центре сознания находится какое-
нибудь чувственное впечатление, например цвет, запах, звук и т. п.,
в интеллектуальном - какое-нибудь отвлеченное представление
или мысль. При непосредственном внимании роль впечатления в
сознании определяется его собственными особенностями, напри-
мер силой "впечатления (громкий звук, яркий блеск); посредст-
103
венным же вниманием называют те случаи, когда господствую-
щая роль впечатления зависит не от того, что в нем содержится,
но от того смысла или значения, которое оно для нас имеет: тихо,
шепотом произнесенное слово может по своему смыслу поразить
нас, сделать совсем нечувствительными к посторонним, хотя и
громким звукам. Это внимание тесно связано с так называемой
апперцепцией. Первоначальными формами внимания надо счи-
тать внимание чувственное и непосредственное, интеллектуальное
же и посредственное развиваются позднее, то же, конечно, было и
в общей теории эволюции человечества. Умственное развитие в
значительной степени состоит именно во все большем развитии
этих последних форм внимания.
Активное и пассивное внимание. Активным вни-
манием называются иногда случаи внимания посредственного, т.е.
апперцептивного, в котором значение и роль впечатления зависят
от того смысла, который мы сами в него влагаем. Но лучше на-
зывать активным вниманием лишь те случаи, в которых внимание
обусловлено особым чувством нашего усилия, пассивным же-
когда это усилие не наблюдается. Активное внимание всегда дей-
ствует непродолжительно, усилие производит моментальное усиле-
ние для нас данного впечатления, но этот результат очень быстро
исчезает, и требуется затем новый акт усилия. О том, в чем со-
стоит, в сущности, это усилие и почему и как оно может изменять
значение или силу для нас впечатления, разные психологические
теории судят разно. Так называемая двигательная теория актив-
ного внимания (Рибо, Ланге) находит здесь особые движения
организма, которыми мы (и животные) целесообразно приспособ-
ляемся для наилучшего восприятия, например движения направ-
ления глаз (<смотреть>), движения поворота головы для наилуч-
шего слушания, особые неподвижные позы всего тела и задержа-
ния дыхания, позволяющие лучше уловить слабое впечатление
или искомую мысль, и т. д. Эти выразительные <жесты внима-
ния>, представляющие инстинктивные движения, целесообразно
приспособлены для улучшения условий восприятия, чувствуются
же эти движения нами в совокупности как ощущения мускульно-
го усилия.
Факторы, обусловливающие внимание. От каких свойств пси-
хических явлений зависит то или другое из них, оказывается
центральным в нашем сознании и может вытеснить прочие? Та-
кими обстоятельствами являются главным образом следующие:
1) сила или резкость впечатления; сильный звук, яркий свет за-
хватывают сильнее сознание, чем слабые; 2) эмоциональный тон
впечатления или мысли; впечатления, вызывающие в нас страх
радость, гнев и т. п., действуют несравненно сильнее па распреде-
ление сознания, чем впечатления безразличные: 3) существование
заранее в сознании представления, сходного с воспринимаемым
впечатлением: если нам заранее известно, что мы увидим или
услышим, мы легче замечаем самые тонкие оттенки формы, зву-
104
ки; например специалист-гистолог или врач видит сразу больше
в микроскопическом препарате или в физиономии и в движениях
больного, чем тот, кто не имеет таких знаний; 4) легче замечают-
ся впечатления, привычные, многократно уже повторявшиеся:
мы, например, сразу замечаем в многолюдной толпе знакомые
лица.
Эффекты внимания. Как уже сказано, внимание состоит в том,
что известное представление или ощущение занимает господст-
вующее место в сознании, оттесняя другие. Эта большая степень
сознаваемости данного впечатления есть основной факт или эф-
фект внимания. Но, как следствие, отсюда происходят п некото-
рые второстепенные эффекты, а именно: 1) это представление
благодаря его большой сознаваемости становится для нас раз-
дельнее, в нем мы замечаем больше подробностей (аналитиче-
ский эффект внимания); 2) оно делается устойчивее в сознании,
не так легко исчезает (фиксирующий эффект); 3) в некоторых по
крайней мере случаях впечатление делается для нас сильнее:
слабый звук, выслушиваемый с вниманием, кажется благодаря
тому несколько громче (усиливающий эффект).
Биологическое значение внимания. То обстоятельство, что впе-
чатления располагаются в нашем сознании не только соответст-
венно их объективной силе, а и перспективе, обусловленной еще
а субъективно, т. е. в соответствии с важностью, которую они
имеют для нас, причем важные впечатления оттесняют неважные,
придает содержанию нашего сознания совсем особый характер,
который делает его вовсе не простой копией действительности, а
своеобразной ее переработкой. Эта переработка--выделение на
первый план некоторых впечатлений и оттеснение других-обус-
ловлена главным образом биологической важностью одних преи-
мущественно перед другими: под влиянием голода, жажды, поло-
вых потребностей, усталости и т. п. совершается особый подбор
впечатлений и именно важных (т. е. интересных) для этих пот-
ребностей. Такое распределение фактов в сознании имеет, конеч-
но, огромное биологическое значение для животных и человека.
Теория внимания. Оставляя в стороне особенности активного
внимания, о котором уже сказано выше, как мы можем объяснить
весь процесс внимания вообще? На это разные теории дают весь-
ма различные ответы. Некоторые из этих теорий дают лишь
кажущееся объяснение. Таковы все те, которые сводят внимание
к особой душевной силе, подбирающей представления и придаю-
щей им тем самым особое значение в сознании. Такая ссылка на
особую душевную силу есть лишь в иных словах описание факта
внимания, ибо сама по себе такая сила нам вовсе неизвестна.
Притом и при допущении такой силы придется сказать, почему
именно известные представления ее привлекают, а другие-
нет, т. е. прежний вопрос возвратится в новом лишь виде. Неко-
торые теории приписывают самим представлениям особую силу
оттеснять другие представления из поля сознания и, таким обра-
105
зом, строят своеобразную психическую механику представлений-
(Гербарт). Наиболее убедительны, однако, физиологические тео
рии внимания. Мюллер, например, видит во внимании временное
повышение чувствительности тех частей головного мозга, с кото-
рыми связано данное впечатление; психологически это зависит от
ожидания этого впечатления, т. е. от предварительного нахожде-
ния в сознании соответственного представления, физиологически
же здесь происходит слияние двух нервных токов (впечатления и
предварительного представления), причем второй усиливает дей-
ствие первого. Другая, более разработанная физиологическая тео-
рия внимания дана Эббингаузом. Она сводит дело к образованию
в мозгу под влиянием упражнения более точно определенных пу-
тей проведения нервных токов, вследствие чего последние не рас-
сеиваются, но действуют, так сказать, сосредоточеннее и, таким
образом, вызывают .более определенные и ясные психические воз-
буждения.
106
Н. Н. Ланге

ТЕОРИЯ ВОЛЕВОГО
ВНИМАНИЯ

Глава первая

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ТЕОРИИ
ВНИМАНИЯ

...На вопрос о природе внимания разные мыслители отвечали, как
мы видели, весьма различно, но их мнения довольно легко могут
быть сведены к восьми основным учениям.
1. Внимание есть результат двигательного приспособления.
2. Внимание есть результат ограниченности объема сознания.
3. Внимание есть результат эмоций.
4. Внимание есть результат апперцепции.
5. Внимание есть результат усиления нервной раздражитель-
ности.
6. Внимание есть результат особой активной способности духа.
7. Внимание есть результат деятельности различения,
8. Внимание есть результат нервной задержки.
Рассмотрим вкратце характерные черты каждой из этих вось-
ми основных теорий.
I.
ВНИМАНИЕ КАК РЕЗУЛЬТАТ
ДВИГАТЕЛЬНОГО ПРИСПОСОБЛЕНИЯ

Эффект внимания состоит в том, что некоторое ощущение или
идея получает особую интенсивность и ясность сравнительно с
прочими ощущениями и идеями; притом эта особая интенсивность
и ясность находятся до известной степени, в нашей власти, так
как мы можем по желанию переносить внимание с одного пред-
мета на другой. Этот волевой характер внимания навел на сооб-
ражение, что и здесь, во внимании, мы имеем мускульные движе-
ния. Что касается до ощущений, то ясно, что их сила и ясность
зависят от положения воспринимающего органа в отношении к
внешнему раздражению и что движения, приспособляющие, этот
орган к условиям наилучшего восприятия, должны иметь следст-
вием усиление и уяснение ощущения. Что касается идей или вос-
107
поминаний, почти в каждую из них входит в том или ином виде
двигательный элемент, так что восстанавливая это движение, мы
тем сообщаем и всей идее особую интенсивность. Таковы харак-
терные черты моторной теории внимания, представителями кото-
рой явились Декарт ( 2), Мэн де Биран ( 10), Фриз ( II),
Лотце в своей <Медицинской психологии> ( 20), Бэн ( 21),.
Феррьер ( 29), Льюис ( 31), Циэн ( 37), Рибо ( 33), Бол-
дуин ( 39) и др. Изучению значения движений в процессе воле-
вого внимания посвящены преимущественно вторая и шестая
главы этого этюда.
II.
ВНИМАНИЕ КАК РЕЗУЛЬТАТ
ОГРАНИЧЕННОСТИ
ОБЪЕМА СОЗНАНИЯ

С этой точки зрения рассматривали внимание главным обра-
зом Гербарт { 15} и Гамильтон { 18}. Что касается первого,
как мы видели, он, исходя из своих недоказанных и даже иногда, то,
маловероятных принципов, пытался математически определить
силу нового представления в зависимости от давления на него
старых; Гамильтон же указывает только, что если одно из пред-
ставлений особенно интенсивно, то прочие тем самым вытесняют-
ся из сознания.
Эта теория внимания кажется нам во многих отношениях
неудовлетворительной. Во-первых, она не разъясняет самого важ-
ного вопроса: если даже предположить, что появление интенсив-
ного представления ведет к вытеснению или подавлению прочих,
то все-таки остается необъяснимой интенсивность этого данного"
представления, а это-то и есть самое важное. Правда, сторонники
этой теории стараются объяснить интенсивность представления
силой впечатления и степенью восприимчивости к нему субъекта
(то, что Гербарт обозначил через В и Ф). Но что такое восприим-
чивость субъекта к известному представлению, взятая сама по-
себе, вне отношения к другим представлениям и к силе впечатле-
ния, это совершенно непонятно, сила же впечатления есть фактор
для субъекта внешний, субъект является в нем вполне страдаю-
щим, тогда как непосредственное сознание обнаруживает извест-
ную активность внимания. Во-вторых, понятие об объеме созна-
ния весьма неопределенно. Гамильтон определяет его известным
числом представлений, а Гербарт-числом их и степенью проти-
воположности. Но что такое одно представление, сказать нелегко.
Представление квадрата есть ли одно представление или несколь-
ко (отдельные углы, стороны, площадь и проч.)? Представление о
трех клочках бумаги, лежавших передо мною, состоит ли из трех
представлений или есть одно, поскольку я соединяю эти клочки в
одну фигуру?

В связи с этим мы должны
поставить и указания Дарвина о внимании у животных; живот-
ные ясно обнаруживают его, как например, кошка, когда она
смотрит в щелку и готовится броситься на свою добычу; дикие
животные бывают иногда так поглощены каким-нибудь наблюде-
нием, что позволяют подойти к себе на очень близкое расстояние;
в обезьянах такая способность к вниманию бывает весьма раз-
лична; лица, дрессирующие обезьян для театральных представле-
ний, знают это очень хорошо и при выборе экземпляров прежде
всего смотрят, насколько животное способно сосредоточивать свое
внимание на одном предмете, не развлекаясь окружающим; ли-
шенная такой способности, склонная к рассеянности обезьяна не
может быть воспитана должным образом.
Чтобы объяснить природу инстинктивного внимания, мы рас-
смотрим с некоторой подробностью, во-первых, характер соответ-
120
ственных эмоций, во-вторых, те приспособления, в которых они
проявляются.
Для выяснения эмоций инстинктивного внимания, как и эмо-
ций вообще, должно прибегнуть к помощи сравнительной этимо-
логии. Психологи вообще еще недостаточно привлекали этот цен-
ный материал в свои исследования, а между тем не только в
терминах, обозначающих оттенки эмоций в разных языках, за-
ключена масса тонких психологических различий, но и почти все
наше представление той или другой эмоции обусловлено характе-
ром того термина, под которым мы его мыслим. Составление
сравнительного психологического словаря, особенно эмоций, было-
бы в этом отношении делом высокой важности. Рассматривая
термины, обозначающие удивление и любопытство в разных индо-
европейских языках, мы видим, что одни из них означают свойст-
ва предмета, возбуждающего эти эмоции, другие - состояние
субъекта. Так, русское удивление (в связи с диво, корень, озна-
чающий в индоевропейских языках небо, день, некоторого бога)
указывает на исключительность предмета, возбуждающего вни-
мание; то же самое нем. Verwunderung, греч. eveaL намекают
на чуждость предмета, так же как славянское чоудитисга; франц.
etonnement (от латинского extonare, attonare), англ. to stun, to
astonish, нем. erstaunen указывают на возбуждение, являющееся
следствием громового звука; англ. и франц. surprise означает не-
чаянность, неожиданность захватывающего впечатления. Другой
ряд терминов описывает более состояние субъекта при удивлении;,
так, русское <изумить> означает потерю ума, т. е. выражая тоже
в психологических терминах, подавленность всех прочих состоя-
ний, кроме данного; оцепенение же означают и лат. stupefacere,
stupere, франц. stupefaction, stupefier, англ. to stupefy, греч. Оац-
(3og, санскр. stambh, делать неподвижным; далее греч. "дav\,лt,o\u
(индоевропейский корень dhu или dhu, означающий сильное дви-
жение или сильный звук) указывает на особое возбуждение или
потрясение субъекта; лат. curiositas (может быть, в связи с са-
veo), франц. curiosite указывают на озабоченность и опасливость;
что касается, наконец, лат. mirari, admiratio (корень smi, smayati:
тот же, что в русском смеяться) и многочисленных терминов новых
языков производных от этого, они имеют более значение восхище-
ния, чем удивления.
Итак, термины разных индоевропейских языков называют
предмет, возбуждающий удивление, неожиданным, захватываю-
щим, странным, чрезвычайным, чужим, громовым, состояние же
человека описывают как возбужденность, озабоченность, опасли-
вость, потерю спокойного ума и (в высших ступенях) как потря-
сенность, неподвижность, оцепенение.
Так как удивление интересует нас здесь только в его от-
ношении к инстинктивному вниманию, то нет нужды подробно
исследовать его природу, степень отношения к другим эмоци-
ям (например, страху, "столь родственному с изумлением) и т. п.
121
Тем более, что на все эти вопросы еще очень трудно давать точ-
ные ответы. Как уже было указано выше, удивление составляет
основу того влечения, которое мы называем любопытством, или
в более высокой сфере - любознательностью. Необычный или
неожиданный объект возбуждает в нас то инстинктивное влечение,
которое может быть удовлетворено только лучшим познанием
этого объекта, т. е. тем, что он станет привычным или понятным.
Пока же этого не случится, этот инстинкт побуждает животное
к познанию, так же как половой инстинкт, пока он не удовлетво-
рен, побуждает к сближению с особью иного пола. Какими же
средствами располагает это инстинктивное стремление к позна-
нию необычного - вот тот основной вопрос, на который должна
ответить теория инстинктивного внимания. Рассмотрение этих
средств должно обнаружить нам механизм этой формы внимания.
Сюда относятся, во-первых, средства улучшения внешнего
восприятия. Уже выше, рассматривая рефлективное внимание, мы
перечисляли многочисленные рефлективные движения, служащие
для приспособления органов внешних чувств к условиям восприя-
тия. Инстинктивные приспособления внимания отличаются от
рефлекторных, во-первых, тем, что вызываются особого рода
эмоцией или влечением, а во-вторых, тем, что инстинктивные при-
способления гораздо шире рефлекторных:" последние состоят по
преимуществу в адаптации только того органа чувства, который
подвергся раздражению, тогда как в первых адаптация распрост-
раняется не только на разные органы чувства, но и на органы
локомоции и др. Эти инстинктивные приспособления называются
обыкновенно выразительными движениями. Когда животное удив-
лено, оно приближается к удивившему его предмету, оглядывает
его с разных сторон, прислушивается к издаваемым им звукам,
к наилучшему восприятию. <По моей просьбе, - говорит Дар-
вин, - сторож посадил в отделение обезьян в зоологическом
саду пресноводную черепаху; при виде ее обезьяны выказали
безграничное удивление вместе с некоторым страхом. Они выра-
жали это, оставаясь неподвижными и глядя пристально, широко
раскрыв глаза на неизвестное им существо, а брови их часто дви-
галис то вверх, то вниз. Лица их как будто несколько вытяну-
лись. По временам они привставали на задние лапы, чтобы
получше рассмотреть черепаху. Часто они отступали на несколько
футов и, обернув голову через плечо, вновь пристально смотрели
на черепаху... Через несколько минут некоторые из обезьян реши-
лись подойти и потрогать черепаху>. К числу вышеуказанных
инстинктивных движений оглядывания, прислушивания, обнюхи-
вания, потрогивания, надо отнести и характерное выразительное
движение поднятия бровей и появления концентричных бровям
морщин на лбу. Что касается до морщин лба, то они, очевидно,
суть следствие поднятия бровей; относительно же поднятия бро-
вей высказаны два мнения: по одному - цель этого движения -
122
большее раскрытие глаз, по другому - скорейшее их раскрытие
(нельзя скоро раскрыть глаза, не двигая при этом бровей); оба
мнения указывают на инстинктивное улучшение зрительного вос-
приятия, но второе, за которое стоит Дарвин, кажется, основа-
тельнее. Далее, к числу внешних же знаков инстинктивного вни-
мания должно отнести неподвижность животного, пораженного
изумлением, и тот моментальный паралич, который охватывает
часть его произвольных мышц, например мышцы нижней челюсти,
вследствие чего широко раскрывается рот. Оба эти признака суть,.
вероятно, следствия исключительного нервного возбуждения в из-
вестных центрах и связанного с тем его уменьшения в других
или, может быть, следствия прямого угнетения их деятельности.
Эти внешние признаки инстинктивного внимания имеют, однако,
значение и в смысле улучшения условий восприятия: неподвиж-
ность помогает лучше уловить каждую перемену в объекте, воз-
будившем удивление, а открытый рот облегчает дыхание, становя-
щееся весьма бурным и глубоким (в связи с усиленным движе-
нием сердца), когда существо поражено изумлением, и, таким
образом, допускает лучшее прислушивание. Сюда же должно
отнести и еще один, весьма характерный знак инстинктивного
внимания) именно задержанное дыхание; французы метко назы-
вают человека, неспособного к продолжительному вниманию,
неспособным к делу, требующему длинного дыхания (un oeuvre
de longiie haleine); эта остановка в дыхании имеет, вероятно,.
целью облегчить прислушивание.
До сих пор шла речь о внешних приспособлениях инстинктив-
ного внимания. Теперь должно сказать о приспособлениях, так
сказать) внутреннего или собственно психического характера, име-
ющих, очевидно, не меньшее, если не большее значение. Как
в основе других инстинктов, так и в основе инстинктивного вни-
мания лежит некоторое своеобразное влечение, и именно влечение
любопытства. Это влечение настойчиво побуждает животное
искать удовлетворения. Такое удовлетворение может доставить
только лучшее познание любопытного предмета. В предыдущем
мы уже видели целый ряд инстинктивных движений, имеющих
целью доставить животному это, удовлетворяющее его влечение
знание. Но влечение любопытства может быть удовлетворено и
иначе, именно тем, что странный или изумительный предмет будет
признан за уже знакомый, прежний. В искании такого удовле-
творения и состоит психическая сторона инстинктивного внима-
ния. В этом отношении инстинкт любопытства побуждает нас
искать объяснения странного предмета X, т. е. искать в нашем
предыдущем опыте представлений ему подобных, ассимилировав-
шись с которыми он перестанет быть странным и явится знако-
мым. Совершенно очевидно, что если удивление возбуждается
новизной, то ассимиляция этого нового со старым может служичь
достаточным удовлетворением этому инстинктивному влечению.
Так, например, проснувшись ночью, мы слышим какой-то непо-
123
нятный шорох в комнате; моментально возникающий инстинкт
любопытства заставляет нас приподняться, замереть в тишине,
задержать дыхание и прислушиваться; но одновременно с этим
начинает работать психический механизм догадки: ряд возмож-
иых предположений пробегает в нашем сознании, пока, наконец,
воспоминание о мышах не оказывается вполне ассимилирующим
слышимый звук; раз это произошло, раз мы поняли звук, любо-
пытство исчезает, и мы спокойно засыпаем. Или возьмем другой
пример: полугодовой ребенок впервые замечает изображение
человека в зеркале; это обстоятельство, т. е. неожиданное появ-
ление лица, возбуждает в нем великое изумление; он дотрагивает-
ся до зеркала, надеясь найти реальный предмет, заглядывает за
зеркало, думая, не стоит ли там человек, одним словом, инстинк-
тивное внимание побуждает его искать объяснение непонятному
факту в запасе его предыдущего опыта; эта деятельность, правда,
скоро утомляет ребенка, и он оставляет загадку неразрешенной;
но на следующий день то же явление вновь поражает его и опять
возбуждает процесс инстинктивного внимания, пока, наконец,
ребенку не удается найти приблизительное объяснение явлению,
т. е. заметить сходство между изображением и реальным лицом,
ему известным; раз это произошло, он радуется", сравнивая непо-
нятное изображение с знакомым оригиналом, и это сходство ка-
жется ему достаточным объяснением и устраняет странность
непонятного изображения.
Итак, процесс психического приспособления в инстинктивном
внимании имеет началом эмоцию удивления, возбуждаемую но-
вым или странным явлением, концом же - объяснение этой
странности через известный уже опыт, ассимиляцию нового пред-
ставления старыми. Это есть процесс открытия старого в новом,
нахождения между ними сходства, т. е. тот же процесс объясне-
ния, который составляет психологическую природу научного от-
крытия и исследования. Каким образом происходит здесь связь
между новым ощущением и прежними идеями, каким образом эти
последствия инкорпорируют и ассимилируют первое - это есть
один из вопросов общей теории ассоциации психических состоя-
ний, и мы не будем входить в его изложение, тем более, что все
эти вопросы будут рассмотрены нами в другом месте. Гораздо
необходимее было бы здесь уяснить, каким образом эмоция удив-
ления может способствовать ускоренному течению представлений,
из которых одно, наконец, объяснит данное странное ощущение.
Но, к сожалению, физиология и психология эмоций еще составля-
ют столь мало обработанную тему, что точного ответа на постав-
ленный вопрос мы дать не можем. Для нас ясен только результат
этого процесса, именно, что указанная эмоция способствует уско-
ренной смене разнообразных догадок, т. е. идей, имеющих с дан-
ным странным восприятием некоторую связь, что, далее, все до-
гадки, не разъясняющие непонятного восприятия, моментально
оставляются, ибо удивление оказывается сохранившимся, и что
124
этот подбор под давлением неприятного беспокойства продол-
жается, пока разгадка не будет найдена. Все это суть факты, но
механизм этих явлений пока остается темным. Итак, соединяя
воедино указанные признаки инстинктивного внимания, мы долж-
ны сказать, что оно, будучи, как всякое внимание, моментальным
приспособлением к наилучшему восприятию, отличается от ре-
флекторного тем, что в нем приспособлению предшествует особого
рода влечение - любопытство. Это влечение производит, с одной
стороны, ряд координированных движений, имеющих целью улуч-
шение восприятия, а с другой - возбуждает особенный психиче-
ский процесс смены воспоминаний, среди которых, наконец,
отыскивается то, которое ассимилирует новое и удивительное вос-
приятие и тем делает его понятным и обычным.
C.
ВОЛЕВОЕ ВНИМАНИЕ

Волевое внимание отличается от рассмотренных выше форм
главным образом тем, что при нем цель процесса уже заранее
известна субъекту: когда что-нибудь возбуждает наше инстинк-
тивное внимание, мы, пока не пригляделись, не прислушались,
вообще не приспособились к наилучшему восприятию и понима-
нию, не знаем и не понимаем объекта внимания; напротив,
когда мы волевым образом хотим что-нибудь увидеть, услышать,
мы, очевидно, уже знаем, что мы увидим, услышим. В первом слу-
чае удивление, неожиданность суть необходимые факторы, во вто-
ром - необходимым является предварительное знание. Когда,
например, в инстинктивном внимании ребенок остолбенеет впер-
вые перед изображением своим в зеркале или когда мы, случайно
напав на какую-нибудь новую мысль, гипотезу, бываем ею не-
вольно поражены, объект внимания есть, очевидно, новое, неиз-
вестное, непонятное. Когда, напротив, при волевом внимании мы
е волевым усилием удерживаем в сознании известную мысль, хо-
тим ее насильно фиксировать, очевидно, эта мысль должна уже
быть нам в известной степени знакома, ибо мы должны же знать,
чего ищем или хотим. Это различие между волевым вниманием и
инстинктивным вполне подобно различию между волевым дейст-
вием и инстинктивным: в первом - индивидуум хочет известного
результата и, следовательно, знает его, во втором - действие
возникает без знания о цели и без представления о движении.
Но здесь возникает то недоумение, которое, как мы видели
выше, остановило Джемса Милля: если волевое внимание предпо-
лагает уже знание о цели, то для чего оно нужно? Как можно
желать узнать что-нибудь, уже зная это? Не есть ли это очевид-
ное противоречие? Как выйти из этого противоречия, оба члена
которого необходимы: без предварительного знания нет хотения,
а при таком знании мы уже имеем желаемое? Как ни порази-
125
тельно это возражение Дж. Милля против возможности волевого
внимания, оно основано, как и многие слишком формальные со-
ображения, на недоразумении. Конечно, нельзя желать знать то,
что уже знаем, но знание есть весьма общий термин, обнимаю-
щий целый ряд явлений: и ощущение, и представление, и вос-
поминание - все это знание. Вполне возможно, имея известную
форму знания, желать другой. Такой именно случай и имеем мы
в волевом внимании: знание, которое мы имеем здесь предвари-
тельно об объекте внимания, есть знание не полное, бледное,
только значковое, ищется же конкретное и реальное. Анализ
какого-нибудь простого примера лучше всего выяснит это.
Положим, мы желаем выслушать в сложном тоне какой-ни-
будь из его обертонов. Очевидно, это требует волевого внимания
и без него недоступно. Но для того чтобы выслушать этот обертон,
нам необходимо уже заранее знать его высоту, иметь ясное соот-
ветственное воспоминание, почему обыкновенный способ выслуши-
вания обертона и состоит в том, чтобы предварительно взять
искомый тон отдельно, а затем, заглушив его, немедленно отыски-
вать такой же тон в сложном тоне; в таком случае ясное воспо-
минание искомого помогает нам выделить его из общей совокуп-
ности звука, фиксировать этот обертон в сознании, т. е. достиг-
нуть того своеобразного и моментального улучшения восприятия,
которое мы называем вниманием. Очевидно, здесь предваритель-
ное знание и искомое не тождественны, хотя оба относятся к од-
ному и тому же обертону: первое есть воспоминание, второе -
реальное ощущение. Очевидно, что ассимиляция этих двух эле-
ментов, из которых первое хотя раздельно, но бледно, а второе
хотя реально, но смутно, создает то новое улучшенное восприя-
тие, раздельное и вместе реальное, которого мы ищем в процессе
волевого внимания. То же самое имеет место и в других случаях
волевого внимания, например во внимании, обращенном на явле-
ния борьбы полей зрения, и др., с которыми мы еще не раз.
встретимся в дальнейшем анализе: везде условием волевого вни-
мания является предварительный образ воспоминания, а иско-
мым - усиление и выделение с помощью этого образа известной
части реального восприятия.

Итак, в волевом внимании к образу воспоминания подыски-
вается соответственное реальное ощущение или по крайней мере
более конкретное воспоминание; напротив, во внимании инстинк-
тивном, как показано выше, мы имеем обратный процесс: переход
от ощущения к его интерпретации, от неизвестного и непонятного
реального восприятия к его объяснению. В этом состоит сущест-
венная разница этих двух форм внимания, из которых первое
имеет целью усиление, фиксацию данного психического состояния,
а второе его понимание.
Изложенное определение волевого внимания представляет, ко-
нечно, пока только гипотезу. Дальнейшее экспериментальное ис-
следование имеет задачей проверку этой гипотезы. Но прежде чем
126
перейти к этому главному предмету нашего этюда, мы должны
еще разъяснить, в чем состоит первичный эффект волевого вни-
мания, - вопрос, составляющий предмет следующей главы.

Глава третья

ПЕРВИЧНЫЙ ЭФФЕКТ
ВОЛЕВОГО ВНИМАНИЯ

Ставя себе задачей выяснить процесс внимания, его условия и ме-
ханизм, мы должны прежде всего уяснить себе самый смысл зада-
чи, т. с. определить, что производит внимание или иначе чем отли-
чается представление, сосредоточивающее на себе внимание, от
такого же представления без сопровождающего его внимания. Мы
желаем здесь определить не те чувства, которые делают известную
группу представлений интересной, сосредоточивающей на себе
внимание, и не тот процесс, которым это происходит, но лишь то
изменение, которое внимание вносит в известную группу пред-
ставлений. Вместе, с тем мы спрашиваем здесь не о более отда-
ленных эффектах внимания, о значении его для лучшего запоми-
нания или для лучшего мышления, но о ближайших результатах.
По этому вопросу в психологической литературе возникло
важное разногласие: одни утверждают, что внимание делает пред-
ставление более интенсивным, другие-что оно только делает
его более ясным или раздельным. Психологи до второй половины
нашего века или мало различали эти две функции, или рассмат-
ривали усиление представлений через внимание как причину его
уяснения. Сомнение в том, что эффект внимания состоит в уси-
лении представления, выразил впервые, кажется, Фехнер: если
внимание усиливает представление, то слабый звук казался бы
при этом сильным (громким), слабый свет (например, серый)-
ярким (т. е. белым); если же этого нет, то эффект внимания или
не состоит в усилении представления, или-и это и есть истина-
это усиление совсем особого рода. С особенной исключитель-
ностью этот взгляд развили затем Ульрици и Лотце (в <Метафи-
зике>): желая доказать, что внимание есть чисто душевная сила,
они проводят резкую границу между теми сторонами представ-
ления, которые связаны с физиологическими условиями восприя-
тия (например, интенсивность), и теми, которые, по их мнению,
из этих условий необъяснимы (например, ясностью или раздель-
ностью) , но суть результаты не имеющей материальной основы
силы души. Как бы мы ни смотрели на эту тенденцию, нельзя
не признать, что Ульрици и Лотце весьма тонки указали на ана-
литический, уясняющий эффект внимания: с вниманием рассмат-
ривать сложный рисунок-значит замечать его детали, выде-
лять их из общего смутного представления; прислушиваться к
сложной группе звуков-значит разделять их, понимать их вза-
127
имные отношения. Однако иное дело признавать аналитический эф-
фект внимания, а иное-считать этот эффект за первичный и
противополагать его усилению представления. С этой точки зре-
ния взгляды Ульрици подверг тонкой "критике Г. Э. Мюллер,
доказывая, что первоначальный эффект внимания должен со-
стоять в увеличении интенсивности представления. И большинст-
во из современных психологов разделяют этот же взгляд (Сюл-
ли, Джемс, Лэдд, Бальдвин).
Таковы главные моменты в истории этого вопроса. Рассмот-
рим теперь аргументы той и другой теории.
Нельзя сомневаться, что теория, рассматривающая внимание
как анализирующую деятельность, весьма правильно описывает
результат его. Вслушиваясь в музыкальный тон, мы можем вни-
манием выделить известные его элементы, например обертоны.
Всматриваясь в отдаленный предмет, мы выделяем из общего
смутного впечатления его подробности. Сосредоточиваясь на об-
щем самочувствии, мы до известной степени выделяем из общей
его совокупности отдельные органные или, выражаясь термином
Спенсера, энтопериферические ощущения. Обращая внимание на
известную мысль или на известное воспоминание, мы его фикси-
руем, выделяем из общего потока мыслей или воспоминаний.
Признавая эти факты и приглядываясь к ним ближе, мы придем,
однако, к убеждению, что это не первичные эффекты внимания,
а только вторичные, что первичным эффектом его являются и
здесь усиления представлений, а не их отделение или различение.
Чтобы сделать эту мысль нагляднее, возьмем несколько примеров.
Положим руку на какую-нибудь весьма неровную поверхность,
например на рассыпанный по столу горох. Получаемое впечатле-
ние имеет весьма смутный характер, в котором давления от от-
дельных горошин сначала слиты в одно целое ощущение. Сосре-
доточивая свое внимание на этом комплексе ощущения, мы до-
вольно легко выделим его составные части. Нетрудно заметить,
однако, что этого результата мы достигаем не прямо, а косвенно,
именно с помощью зрительных воспоминаний: не смотря на руку
и закрыв глаза, мы вспоминаем форму отдельных пальцев, пере-
бираем их один за другим в своей зрительной памяти и тем раз-
деляем те давления, которые испытывает каждый из них. Иначе
говоря, различение осязательных ощущений обязано здесь раз-
дельности зрительных образов. В других случаях различение та-
ких ощущений производится иным способом: мы двигаем по оче-
реди то тот, то другой палец: изменяющиеся при этом соответст-
венные двигаемому пальцу ощущения давления выделяются сами
из общего комплекса. Что касается до этого второго способа, то
в нем выделение известного осязательного ощущения из общего
комплекса обусловлено, очевидно, тем, что при движении изме-
няется интенсивность или качество осязательного ощущения.
Иначе говоря, мы имеем здесь факт, прямо противоположный ана-
литической теории внимания, по которой качество ощущения
128
вниманием не изменяется. Несколько сложнее дело в первом
способе, хотя и в нем основа для различения осязательных ощу-
щений та же, т. е. они тоже нами изменяются, однако не реально,
через движение пальцев, а идеально, через зрительные воспоми-
нания: мы изменяем их, так сказать, осматривая в воспоминании
свою руку. Вызывая то тот, то другой зрительный образ, мы уси-
ливаем тем и ассоциированный с ним осязательный образ, а
этот образ, отождествляясь, сливаясь с соответственным зритель-
ным ощущением, его естественно усиливает и тем выделяет из об-
щей совокупности. Таким образом, и здесь аналитический эффект
внимания не есть первичный, а вторичный, т. е. выделение, раз-
личение суть следствие измененной интенсивности. Вторым при-
мером для разъяснения вторичности аналитического эффекта вни-
мания могут послужить нам слуховые ощущения, и именно му-
зыкальные тона. Как известно, мы можем выделить из тона, вни-
мательно к нему прислушиваясь, входящие в его состав обертоны.
Но для этого мы должны заранее знать, ясно представлять тот
обертон, "который хотим выслушать в тембре. Поэтому для нео-
пытных рекомендуют предварительно взять реально этот тон на
данном инструменте, а опытный в музыке, наблюдатель имеет
перед неопытным то преимущество, что он легко представляет, как
будет звучать обертон, и удерживает его в памяти. Отсюда мы
видим, что и выделение обертонов из тембра производится через
усиление их, только не реальное (как при употреблении резона-
торов), а идеальное; ясный образ воспоминания соединяется с
слабым ощущением и дает ему большую интенсивность. Вполне
в соответствии с этим Мах указывает, что комбинация двух то-
нов звучит различно, смотря по тому, на какой из тонов мы обра-
щаем внимание, т. е. следовательно, эффект внимания состоит не
только в анализе, но и в действительном изменении интенсивности
тона. Очевидность этих последних фактов так велика, что даже
ревностный защитник аналитической теории внимания-Штумпф
их вполне признает, т. е. соглашается, что внимание во многих
случаях производит усиление тона. В существе же дела вопрос
об аналитическом эффекте внимания составляет часть весьма об-
щего психологического вопроса, именно о том, раздельность и
различение представлений обусловлены ли их качественными и
степенными различиями или это различие есть нечто самостоя-
тельное, иное, чем разность представлений. Аналитическая теория
внимания предполагает, что внимание разделяет представления
более, чем они были разделены самым их различием, теория же,
считающая первичным эффектом внимания усиление представ-
ления, утверждает, что это большее вторичное различение обус-

Можно было бы усомниться, правильно ли называть такой процесс внима-
нием. Но так как зрительное фиксирование считается за процесс внимания.
то нет основания не считать и нашего случая адаптации органа чувств к
лучшему восприятию тоже за форму внимания.
129
ловлено произведением большого различия между самими пред-
ставлениями, именно тем, что одно из представлений получает
большую интенсивность. Отсюда следует, что аналитическая тео-
рия внимания предполагает особую способность различения, спо-
собность, действующую помимо и свыше данного материала, тео-
рия же усиления связана с отрицанием такой способности или
силы. Выше мы уже излагали историю этого вопроса о способно-
сти различения и показали, что учение об этой способности было
устранено развитием новой психологии и мало согласуется с дан-
ными опыта. Не повторяя сказанного, выясним здесь наш общий
взгляд на отношение между аналитическим (уяснительным) и
усиливающим эффектом внимания, основываясь на приведенных
"выше примерах. Всего удобнее будет развить наши взгляды, вы-
ходя из "критики учения главного из современных сторонников
аналитической теории внимания, именно Штумпфа.
К. Штумпф в своем замечательном сочинении
gie> утверждает, что первичный эффект внимания есть разложе-
ние целого на части, замечание (Bemerken) частей в целом, и
называет поэтому внимание <анализирующей силой>. Везде дей
ствие внимания состоит в замечании частей или отношения меж-
ду частями. Всякое изменение содержания ощущения в этом ак-
те анализа должно решительно отрицать. Если бы первичным
эффектом внимания было усиление ощущения, то внимание не
только было бы бесполезно, но и вредно: мы. не могли бы наблю-
дать объективной силы раздражений, так как эта сила изменя-
лась бы самым актом внимательного наблюдения. Каким обра-
зом концентрация сознания порождает разложение или анализ
представления, сосредоточившего на себе внимание, объяснено
быть уже не может; это-<первичное действие, более уже не раз-
ложимое>: между концентрацией сознания и разложением пред-
ставления нет никаких посредствующих членов.
Обращаясь к критике этого учения Штумпфа, заметим прежде
всего, что приписывать сознанию an und fiir sich анализирующую
способность-не значит давать объяснение, а только ссылаться
на своего рода qualitas occulta. Мы часто отказываемся от объяс-
нения ввиду его невозможности в данное время, при данном со-
стоянии науки, но возводить этот отказ а догму вообще-дело,
весьма опасное. К чему ведет такая ненаучная догматика, дока-
зывает, например, система Гартмана, представляющая, в сущно-
сти, не что иное, как ряд таких ипостазирований незнания. Таким
образом, в случае даже, если бы в настоящее время анализирую-
щий эффект внимания или сознания был бы необъясним, не сле-
дует эту необъяснимость считать за абсолютную. Далее, как спра-
ведливо замечал Лотце, само внимание не может создавать ни-
каких различий, если они не существуют в объекте внимания, и
сам Штумпф должен это признавать, если он утверждает, что вни-
мание есть только анализирующая сила, не изменяющая ни ка-
чества, ни интенсивности своего объекта. Различение известных
130
объектов помимо и сверх представляемого ими самими различия
есть нечто совершенно непонятное. В связи с этим должно по-
ставить и тот вывод, к которому мы пришли в предыдущем ис-
следовании, именно, что нет специфического чувства различия.
Теория же Штумпфа именно и отождествляет это несуществующее
чувство с вниманием.
Переходя от этих, может быть, слишком абстрактных аргумен-
тов к фактической проверке гипотезы Штумпфа, заметим прежде
всего, что приписывать самому сознанию анализирующую спо-
собность-значит игнорировать тот несомненный факт, что вы-
деление вниманием известной части из общего комплекса ощу-
щений или представлений всегда обусловлено предварительным
знанием этой выделяемой части. Так, например, мы можем выде-
лить из ощущения тона его обертоны, однако лишь тогда, когда
уже заранее представляем себе эти обертоны.

Сочинения:
rure>. Kobenhavn, 1915 (нем. перевод:
Visue]] wahrgenomrnene Figuren>,
1921); ,
1919; Mennesker og hgs>, 1937:

. Copen-
hagen, 1949, pp. 9-17;
papirer>, ]956.

Литература: E. Rasmus-
s en. ,
FesiskrUt>, november, 1951, Keben-
havn, pp. 112-128; J. С. Bouman.

experimental and phenomenological
psychology>. Stockholm, 1968 (в книге
приводятся подробное изложение и
анализ основной работы Рубина
1915 г., а также обширная библио-
графия, касающаяся феномена фигу-
ры и фона).
Публикуемая ниже работа пред-
ставляет собой тезисы доклада Руби-
на на IX Международном психологи-
ческом конгрессе в Йене (1925).
Перевод А.А. Пузырея.

Э. РУБИН.
НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ
ВНИМАНИЯ

Представление о внимании характерно для наивного реализма.
В психологии оно становится источником псевдопроблем. Для на-
ивного реализма внимание означает субъективное условие или
активность, содействующую тому,чтобы предметы переживались
с высокой познавательной ценностью,т.е. чтобы вещи пережива-
лись такими, какими они согласно представлениям наивного реа-
лизма и являются в действительности. Уже из-за этой оценочной
точки зрения представление о внимании непригодно для психоло-
гии. Впрочем, внимание есть взрывчатое вещество и для самого
наивного реализма, поскольку его основнаяустановка состоит в
144
том, что субъективность и видимость совпадают. Если внимание
есть обозначение субъективных условий переживания, которым и
ограничиваются, то вместо того, чтобы проводить реальные ис-
следования, закрывают глаза на главную тему психологии, а
именно на раскрытие и исследование этих субъективных условий
переживания. А поскольку эти условия, которые частично анали-
зируются в психологии задачи>, от случая к случаю изменяются,
то и внимание означает, хотя над этим, как правило,не задумы-
ваются, либо нечто весьма неопределеное,либо нечто неоднород-
ное, в разных случаях различное. Поэтому-то ни одно определе-
ние внимания и не могло удовлетворить психологов,тогда как
внешне можно было все объяснить вниманием. Поэтому-то в дей-
ствительности внимание как объяснительный принцип должно
было исчезать всякий раз там,где исследование проникало в фе-
номены и раскрывало их условия и факты. Поскольку термин вни-
мание не обозначает ничего определенного и конкретного,то что-
бы всё-таки поставить ему в соответствие некую реальность,лег-
комысленое предположение вызывает к жизни фикцию формаль-
ной и абстрактной деятельности души.
Слово внимание является в большинстве случаев излишним и
вредным. Когда,например,некто Майер смотрит в свою тетрадь,
то псевдонаучно это можно выразить так: "Майер направил своё
внимание на тетрадь".
По-видимому,говорят так не только ради изысканности выра-
жения,но также и для того,чтобы открыть дорогу опасному не-
доразумению, Будто в нашей познавательной жизни имеется не-
кий прожектор,который перемещается то туда,то сюда по вос-
принимаемому предмету. Воспринимаемых предметов нет в нали-
чии,но они как-будто только того и ждут,чтобы внимание как
некий прожектор высвитило их,они возникают лишь при содей-
ствии всех субъективных условий.
Так называемые типы внимания суть лишь описательные ха-
рактеристики поведения различных людей и не имеют объясни-
тельной силы. Вместо того чтобы сказать просто,что Майер не-
устойчив,говорят,что Майер относится к неустойчивому типу
вниманию.
В докладе будет сказано о том,какого рода переживания и
факты обнаруживаются при одновременном воздействии двух го-
лосов.
Результаты будут приводится в виде конкретных примеров,
с тем,чтобы в каждом отдельном случае показать,сколько недоста-
точным и ничего неговорящим является обычный способ объясне-
ния работой внимания.
145
Коффка (Koffka) Курт (18 марта
1886 - 22 ноября 1941) - немецкий
психолог, один из основателей геш-
тальтпсихологии. Родился в Берлине.
Первоначальное увлечение филосо-
фией (Кант, Ницше) сменилось интере-
сом к экспериментальной психологии.
после получения докторской степени
у К. Штумпфа (1908) Коффка рабо-
тает ассистентом О. Кюльпе и К. Мар-
бе в Вюрцбурге, затем - Ф. Шума-
на во Франкфурте (1910). Во Франк-
фурте Коффка сблизился с М. Верт-
геймером и В. Келером, совместно с
которыми начал разрабатывать ос-
новные положения гештальтпсихоло-
гии. В 1911-1924 гг. Коффка - при-
ват-доцент университета в Гиссене, с
1927 г. - профессор колледжа Смит-
та в Нортхемптоне (США).
Неоднократные поездки с лекциями
в США и Англию в начале 20-х го-
дов и особенно участие Коффки
в Международном психологическом
конгрессе в Оксфорде (1923) имели
решающее значение для распростра-
нения и признания гештальтпсихоло-
гии. Коффка первым среди гештальт-
психологов обратился к проблемам
психического развития ребенка (1921)
и памяти (1935). Его фундаменталь-
ные <Принципы гештальтпсихологии>
(1935) по своей полноте и мастерству
изложения до сих пор остаются не-
превзойденным сводом достижений
гештальтпсихология с тонким и де-
тальным анализом основных ее проб-
лем. Многие годы Коффка был изда-
телем журнала
schung> (Психологические исследо-
вания>),

Сочинения: <Основы психиче-
ского развития>. М.-Л., 1934; <Само-
наблюдение и метод психологии>.
В сб.: Проблемы современной пси
хологии>. Л., 1925; <Против мех"
цизма и витализма в сопре"
психологии>. <Психология
"
stalt-Theorie>. <Рзус
vol. 19, pp. 551-
Gestal-t Psycho"

О ВНИМАНИИ

... Ясное расчленение оказывается функцией поля в целлом и его
отдельных характеристик, а не результатом предсуществующих
анатомических условий. Из множества других в высшей степени
показательных экспериментов упомяну лишь об одном, чтобы под-
146
твердить положение о том, что структура поля в целом,а тем са-
мым и ясность его частей определяются не размещением стиму-
лов или фактором внимания,но фактическими единицами,по-
рождаемыми организацией.
Если составленная из штрихов вертикальная линия (рис.13)
удаляется от точки фиксации настолко,что воспринимается ещё
совершенно ясно, а наблюдатель сосредоточивает затем своё вни-
мание на одной из центральных частей этой линии,то в резуль-
тате оказывается,что эта часть вместо того чтобы подчёркивать-
ся,редуцируется и видится теперь уже неясно. Больше того,ес-
ли надлежащим образом подобрать соотношение размеров целого

и его частей то эта часть может вовсе исчезнуть,так что наблю-
датель будет видеть пробел в том месте,где раньше видилась эта

линия.изолируя часть структурного целого,наблюдатель разру-
шает эту часть. Здесь мы видим безпорное доказательство тому,
что именно более широкое целое как некий объективный факт оп-
ределяет видимость своих частей,а вовсе не установка наблю-
теля (...).
Красивый эксперимент выполнил Гельб (1921). На большом
листе картона было нарисовано двойное черное кольцо внешним
диаметром 36 см с толщиной черных линий 8 мм и величиной за-
зора 5 мм. Испытуемый фиксирует монокулярно центр кольца.
Свверху накладывается еще одно белое кольцо, в котором имеет-
ся щель примерно в 12Ї, и объект удаляется от испытуемого на-
столько, чтобы две дуги, видимые в щель, слились в одну, пол-
ностью поглотив разделяющее их белое поле. Если теперь верхнее
кольцо снять, то можно ясно видеть двойное целое кольцо с бе-
лым промежутком между двумя черными окружностями. Анало-
гично, если вместо двойного черного кольца использовать цветное
одинарное, а объект поместить на таком расстоянии от испытуе-
мого, чтобы через наложенную сверху маску он "видел уже бес-
цветную дугу этого цветного кольца, то когда маска будет снята,
147
испытуемый вновь увидит вполне отчетливо окрашенную окруж-
ность (рис. 14).
Противоположный эффект наблюдается, когда мы вместо ко-
лец и окружностей используем двойные прямые линии. Если при
том же самом удалении, что и в предыдущих экспериментах,
один из концов такой линии фиксируется, то без маски "прямые
будут сливаться на расстоянии около 10 см от точки фиксации,
тогда как небольшой их отрезок будет видеться двойным и при
расстоянии 20 см. Это показывает, что степень организации ча-
стей поля зависит от рода их организации, от их формы. Хоро-
шие формы будут и лучшими фигурами, т. е. они будут обладать
более ясным расчленением и окраской, нежели плохие формы.
Тот факт, что небольшие участки двойных прямых линий полу-
чают при этом преимущество перед линиями в целом, проистекает
из концентрации внимания на их небольших участках. Внимание,
подобно установке (attitude), представляет собой силу, которая
берет свое начало в Эго (Ego) и будет поэтому рассматриваться
нами ниже. Но уже из данного эксперимента мы должны из-
влечь вывод о том, что внимание, добавляя энергию к той или
иной части поля, будет увеличивать ее расчлененность, если толь-
ко она и без того не расчленена уже настолько, насколько это во-
обще возможно в данном случае. Поскольку же в случае с
окружностями малые части даже проигрывают по сравнению с це-
лой фигурой, хотя они должны были бы выигрывать от возра-
стания внимания в той же мере, что и малые отрезки прямых ли-
ний, то мы должны признать, что внутренние силы организации
должны оказываться более сильными, чем эффект, создаваемый
энергией, которую добавляет внимание (...).
Если же эмпирицист намерен возражать против нашего поло-
жения о том, что расчленение поля на фигуру и фон есть дело
организации, то он должен прежде всего объяснить,что же это
такое. Поскольку мне известна только одна попытка такого ро-
да объяснения, прибегающая к гипотезе о внимании,несостоя-
тельность которой обнаруживалась уже неоднократно,я воздер-
жусь здесь от какого бы то ни было её обсуждения (см.,к при-
меру, Коффка, 1922) (...).
Мы слышим телефонный звонок и бросаемся к телефону
или, если мы погружены при этом в приятную послеобеденную
дрему, мы испытываем потребность подойти к телефону и расту-
щий гнев из-за подобного беспокойства, даже если на самом деле
мы и не подчиняемся звонку. Такой своеобразный "характер тре-
бования" звонка является, очевидно, результататом опыта ; очевид-
но также, что он апеллирует при этом к определенным нашим
потребностям. Но все это еще не дает нам полной картины про-
исходящего. По отношению к этому <сигналу>, так ж как и по

Соответствующий фрагмент работы Коффки см. ниже, стр. 149 (прим. ред.).
148
отношению ко многим другим, мы должны поставить вопрос о
том, почему же он оказался выделенным. Пытаясь ответить на
этот вопрос, мы обнаруживаем,что довольно часто выбираем
сигналы только потому, что они оказываются наиболее пригодны-
ми для того, чтобы быть сигналами,потомучто сами по себе они
уже несут определенный "характер требования",который позво-
ляет им наполняться специфическим значением. Неожиданность,
интенсивность и навязчивость телефонного звонка являются
именно такого рода характеристиками.
Внимание. Эти три характеристики перечислялись прежде
в качестве "условий внимания" вместе с целым рядом других,
которые мы лишь упомянем: определенные качества,такие как
горький вкус,запах мускуса,жёлтый цвет,оказывают особенно
сильное действие на внимание. Спор об условиях внимания,ко-
торый четверть века назад был столь напряжённым и играл ве-
дущую роль в психологической драме,вскре потерял всякий ин-
терес для психологов. Причина этого,как мне представляетс,я
лежит не столько в тех фактах,которые давали материал для
этого спора,сколько в самом понятии или понятиях внимания,
которые накладывали на него свой отпечаток. Мы не видим ни-
какой пользы от разбора этих старых представлений. Вместо это-
го мы определим внимание в соответствии с нашей общей систе-
мой; вместе с тем мы получим такое его определение, "которое на-
ходится в полном соответствии с тем значением э того слова,
в котором оно употребляется в обыденном языке. Когда мы од-
нажды столкнулись с фактом внимания,мы сказали, что
оно представляет стбой силу,исходящую от Эго и направленную
к объекту. Это,конечно,и есть то,что обычно обозначается сло-
вом внимание,когда мы,например, говорим: <пожалуйста, обра-
тите внимание на то,что я говорю> или: <пожалуйста, сосредо-
точте внимание на своей проблеме>. Рассматривать внимание
(как это делает Титченер, 1910) как просто качество, атрибут или
некое измерение dimension) объектов в поле, называемое яс-
ностью- значт лишать внимание его главной характеристики,
а именно его Эго-объектной взаимосвязанности. И если мы оп-
ределяем внимание как Эго-объектную силу, то мы можем счи-
тать это справедливым в соотношении не только так называемого
произвольного, но также и непроизвольного внимания. В первом
случае силы исходят от Эго; во втором-преимущественно от
объекта. Этот способ рассмотрения внимания не является, есте-
ственно, абсолюттно новым. Он просто не получил должного при-
знания у тех психологов, которые желали исключить из своей
науки Эго, а вместе с Эго и всю психологическую динамику. Но
когда мы читаем определение Стаута ( 1909): <Внимание есть
направленность мысли на тот или нной особенный объект, пред-
почитаемый другим>,-мы узнаем ту же общую идею. Действи-
тельно, мы должны предполагать определенное Эго для стаутов-
с ко и <мысли>.
149
Интенсивность, неожиданность, навязчивость как условия вни-
мания вносят в наше определение весьма определенный смысл.
Внимание как некоторая сила внутри целостного поля может
пробуждаться не непосредственно стимуляцией, но объектами поля,
которые, в свою очередь, обязаны своим существованием стиму-
ляции. Следовательно, мы должны сказать, что объекты, которые
продуцируются сильными, неожиданными и навязчивыми стиму-
лами, а также стимулами с особыми качествами, приобретают
свой особый характер благодаря тому, что они воздействуют на
Эго. Если эти старые положения об условиях внимания истинны,
они вновь указывают на то, что <характер требования> может
принадлежать не только потребностям Эго, но также и объектам
в поле, которые этим Эго продуцируются.

ЛИТЕРАТУРА

1. Gelb A. Grundfragen der Wahrnehmungs psychologie. Ber. ub. d. VII, Kongr.
f. exp. Psych. lena, SS. 114-116.
2. К off k a K. Perception: An Introduction to Gestalt-Theorie.
Bull.>, 1922, pp. 551-585.
3. T itchener E. В. A Text-Book of Psychology, N. Y" 1910.
4. Stout G.F. Analitic Psychology, vol. 1. L., 1909.
150
Келер (Kohler) Вольфганг (21 янва-
ря 1887 - II июня 1967) - немец-
кий психолог, один из создателей
гештальтпсихологии. Учился в уни-
верситетах Тюбингена, Бонна и, на-
конец, Берлина, где занимался фи-
зикой у М. Планка и психологией у
К. Штумпфа. Степень доктора полу-
чил в 1909 г. за исследование по пси-
хологии слуха. В 1910 г.-ассистент,
а с 1911 г.-приват-доцент во Франк-
фурте. Решающей для Кёлера, как и
для К, Коффки, оказалась встреча во
Франкфурте с М. Вертгеймером. Вза-
имопонимание и сотрудничество этих
психологов положили начало геш-
тальтпсихологии. С 1913 по 1920 г.
Келер был директором Тенерифской
антропоидной станции на Канарских
островах. Здесь он выполнил свои ис-
следования по решению проблемных
ситуаций шимпанзе, которые привели
его к полевой теории поведения и к
важному для гештальтпсихологии по-
нятию <инсайта>. Одновременно Ке-
лер заканчивает свое сочинение:
physischen Gestalten in Ruhe und
stationaren Zustand> (<Физические
гештальты в покое и равновесном
состоянии>). Brunswick, 1920. Выяв-
ляя существование динамических са-
морегулирующихся физических си-
стем, структурно подобных феноме-
нальным гештальтам, Келер разраба-
тывает так называемый принцип изо-
морфизма, во многом определивший
характер его последующих работ,
своеобразие его позиции внутри геш-
тальтпсихологии. После возвращения
в Германию (1920) Келер - профес-
сор в Геттпнгене (1921), а с 1922 по
1935 г. - директор Психологического
института и профессор философии и
психологии Берлинского университе-
та. В 1921 г. совместно с Вертгейме-
ром, Коффкой, К. Гольдштейном и
Г. Груле Келер основывает журнал
(<Психо-
логические исследования>, выходил
до 1938 г.), ставший главным орга-
ном гештальтистского движения.
В 1929 г. Келер выпускает на анг-
лийском языке свою <Гештальтпсихо-
логию>, в которой дает критику бихе-
виоризма, интроспективной и ассо-
циативной психологии. В 1934-
1935 гг. в Гарвардском университете
Келер прочел так называемые Джем-
совские лекции, вышедшие в 1938 г.
отдельной книгой под названием
place of Value in a World of Facts>
(<Место ценности в мире фактов>).
Здесь наиболее строго и развернуто
изложены взгляды Кёлера на пробле-
мы эпистемологии и дан всесторонний
феноменологический анализ понятия
<потребности> (requiredness). В 1935 г.
Келер вынужден покинуть Германию.
С этого времени вплоть до отставки
в 1957 г. Келер-профессор филосо-
фии и психологии в Свотморском кол-
ледже (Пенсильвания). В 40-х годах
Келер выполнил важное исследование
последействия фигуры. В дальнейшем
интересы Кёлера сосредоточиваются
почти исключительно в области элек-
трофизиологии и электрохимии мозга.
В 1955-1956 гг. Келер - член Ин-
ститута перспективных исследований
в Принстоне.

Сочинения: <Исследование ин-
теллекта человекообразных обезьян>.
М., 1930; .

N.Y. - L., (1929); 3ed., 1959;
chologische Probleme>. Berlin, 1933;
. N.Y., 1940;

Psychologie>. Bern, 1958;
Tatsachen>. Berlin, 1968;
ben der Gestaltpsychologie>. Berlin,
1971;
gang Kohler (ed. M. Henie)>. N.Y.,
1971.

Литература: W. С. H. Pren-
t i с e.
Wolfgang Kohler>, in S. Koch (ed.).
, vol. 1. N.Y., 1959.

Включенная в хрестоматию работа
Кёлера
(, vol. 71, No. 3,
1958) выполнена им совместно с По-
линой Адаме (P. Adams) и отражает
характер его поздних работ. Так, осо-
бенностью данного исследования яв-
ляется, в частности, обращение Кё-
лера к идеям общей теории систем, а
также попытка установить тесную
связь наблюдаемых психологических
феноменов с электрохимическими
процессами, протекающими в мозго-
вой ткани.
Перевод А. А. Пузырея

В. Келер и П. Адаме

ВОСПРИЯТИЕ и
ВНИМАНИЕ

РАСЧЛЕНЕНИЕ И ВНИМАНИЕ

В одной из работ, посвященных проблеме перцептивной органи-
зации и научению, мы пришли к следующим выводам.

1. Во многих ситуациях научение не менее существенно для
перцептивного расчленения, чем высокая степень организации.

2. Высокая степень организации оказывает на материал силь-
.ное давление, противодействующее его расчленению. Такая силь-
ная организация должна, по-видимому, преодолевать действие на-
учения и препятствовать ему. Однако давление сильной органи-
зации может быть в известной мере преодолено испытуемым.

3. Порог расчленения внутри более сильной организации дол-
жен быть высоким [2]. Этот порог будет, вероятно, ниже, но все-
таки еще довольно высоким в том случае, когда испытуемый вос-
принимает материал, имея установку, облегчающую расчленение
[4, стр. 311-312].

Эти заключения относятся к перцептивной фазе научения. На-
сколько нам известно, до сих пор [выполнено только два исследо-
вания, непосредственно относящихся к затронутой нами пробле-
ме: одно, более раннее,-Кречевским [9] и другое, не так дав-
но,-Кречем и Кэльвином [8]. Результаты в обоих случаях не
противоречат нашим выводам.

Начиная с работы Вертгеймера [II] о перцептивной группи-
ровке, для демонстрации феномена перцептивной организации ис-
152
пользуются особого рода объекты,один из которых представлен
на рис 15. Такой объект в целом воспринимается как некая крупная
еди-
ница,имеющая форму квадрата. Когда внутри этого квадрата
образуются горизонтальные (или
вертикальные) ряды точек, они
всё-таки остаются частями этой
более крупной организации. Дей-
ствительно, тот факт, что в таких
объектах те или иные ряды пя-
тен образуют горизонтальные
(или вертикальные) линии, яв-
ляется демонстрацией феномена
расчленения. Это было подчерк-
нуто Кречем и Кэльвииом, кото-
рые использовали такие объекты
в своих экспериментах. Эти ис-
следователи не измеряли порог
расчленения объектов Вертгей-
мера, тем не менее их результа-
ты показывают, что он должен
быть очень высоким: даже когда
между пятнами в
расстояния между пятнами в
одном направлении были значительно больше, чем в другом, ис-
пытуемые нередко совершенно не замечали этого, несмотря на
многократное предъявление объектов.
Можно было бы возразить, что это обусловлено тем, что вре-
мя предъявления объектов очень мало (0,06 сек). Это возражение
неверно.
Порог расчленения таких объектов столь же высок и тог-
да, когда время экспозиции значительно больше. Недавно мы
показали это в очень простых экспериментах, где объекты предъ-
являлись в течение одной или даже нескольких секунд. Чтобы по-
лучить величину порога расчленения, мы меняли отношение рас-
стояний между пятнами по горизонтали и вертикали. Одни на-
блюдения были сделаны, когда испытуемый рассматривал объект
как фон, что означало отвлечение внимания от объекта, другие-
когда от испытуемого настойчиво требовали обращения "к объекту
как таковому. В первой серии наших экспериментов мы предлага-
ли первое задание.
Объекты были составлены из черных кружочков (1/8 дюйма в
диаметре), которые прикреплялись к .квадрату из белого картона
(со стороной "в 7 дюймов). В одном направлении (вертикальном
либо горизонтальном) расстояние между кружочками сохраня-
лось неизменным, а именно 13/16 дюйма. В другом направлении
оно уменьшалось от 12/16 до 4/16 дюйма. Для предохранения
объектов они закрывались сверху целлофаном. Контраст между
кружочками и фоном при этом почти не менялся.
153
Объекты использовались как фон для картонной фигурой зна-
чительно меньшего размера, и испытуемый должен был сообщить
о том, нравится ему фигурка или нет, перемещая ее в одну или
в другую сторону. Фигурки не нарушали сколько-нибудь сущест-
венно восприятия объектов. Больше того, объекты оставались сво-
бодными перед испытуемыми все время, пока снималась одна фи-
гурка и "предъявлялась следующая. Каждый испытуемый произ-
водил последовательно шесть выборов. Фоновый объект при
этом не менялся. В данных опытах использовались четыре раз-
личных объекта. Каждый служил фоном в опытах с 5 испытуе-
мыми. Один и тот же испытуемый имел дело только с одним объ-
ектом.
Непосредственно после шести оценок испытуемого эксперимен-
татор убирал объект "и просил испытуемого описать фон, на ко-
тором воспринималась фигура. Результаты, полученные пр"и та-
ких условиях, мало отличались друг от друга. Иногда сообща-
лось, что кружочки были размещены случайным образом; более
часто-что они организованы в вертикальные или горизонталь-
ные ряды. Наконец, в отдельных случаях отмечалась только го-
ризонтальная или только "вертикальная организация. Поскольку
фактическая расчлененность по одному направлению сопровож-
далась подавлением соответствующих отношений в другом на-
правлении, то лишь этот последний случай можно рассматривать
как указание "на то, что расчленение действительно произошло.
В одной половине наших опытов изменялись промежутки по
вертикали, в другой-по горизонтали.
Испытуемыми были студенты разных колледжей.
В опытах, где объект выступал в качестве фона, результаты
20 испытуемых были следующими. При постоянстве промежутков
по горизонтали или вертикали-12/16 дюйма и сокращении про-
межутков :по вертикали или горизонтали-до 7/16, 6/16, 5/16,
4/16 дюйма расчленение в вертикальном направлении отмечалось
соответственно 0,1,2,4 раза, а в горизонтальном направлении-
0, 0, 1 и 4 раза.
Поскольку каждый испытуемый имел дело лишь с одним со-
отношением промежутков, эти результаты не зависели от какой-
.либо особой <установки>. Известное совпадение результатов в
обеих сериях указывает на то, что в условиях наших опытов и
для сравниваемых испытуемых верхняя граница порога расчлене-
ния лежит между 5/16 и 4/16 дюйма. Определенный таким обра-
зом порог оказывается чрезвычайно высоким. Будем считать, что
в среднем порог лежит в области 9/32 дюйма.
В следующей серии наших опытов испытуемым предъявлялись
объекты того же типа с инструкцией описать каждый из них сра-
зу же "после предъявления. Теперь объект выступал уже не в ка-
честве фона восприятия - на него прямо направлялось <внима-
ние>. Мы даже и не пытались ввести какую-либо специальную
установку помимо этого простого требования внимания к объекту.
154
В опытах участвовало 10 студентов. Каждому из них последо-
вательно предъявлялся весь набор объектов, "начиная с тех, где
промежутки по горизонтали и "вертикали были равны "между со-
бой (12/16 дюйма). Объекты, в которых укорачивались проме-
жутки либо по горизонтали, либо по вертикали, предъявлялись
попеременно. Все объекты предъявлялись в течение 1 сек. По-
скольку оказалось, что расчленение как по вертикали, так и по го-
ризонтали происходит при одном и том же соотношении проме-
жутков, результаты для этих двух ситуаций здесь объединены,
По 10 испытуемым они получились следующими:

Предел уменьшения промежутков
{в дюймах} 12/16 10/16 9/16 8/16 7/16 6/16 5/16
Число случаев расчленения . . . 0 0 1 2 8 9 10

Можно сказать, что для группы в целом порог лежал теперь
в промежутке между 8/16 и 7/16 дюйма, т. е. при разности рас-
стояний (по горизонтали и по вертикали), заметно меньшей, не-
жели в том случае, когда объект выступал в качестве фона. Счи-
тая ее равной 15/32 дюйма, мы "получаем для нее значение при-
мерно 37% от наибольшего промежутка. Следовательно, уста-
новка, которая требует внимания к объекту, понижает порог, хо-
тя он остается еще достаточно высоким. Расчленение редко на-
блюдается до тех пор, пока промежутки по одному направлению
не уменьшатся более чем на одну треть.
Поскольку может показаться, что экспозиция длительностью
в 1 сек все еще слишком коротка для того, чтобы расчленение
происходило легко, эксперименты были повторены при экспози-
ции в 3 сек. Опять было 10 испытуемых. Результаты оказались
следующими:

Предел уменьшения промежутков
(в дюймах) 12/16 10/16 9/16 8/16 7/16 6/16 5/16
Число случаев расчленений . , . 0 0 0 2 8 9 10

Трудно увидеть какое-либо различие между этими результа-
тами и теми, что были получены при более коротких экспозици-
ях. Можно поэтому довериться результатам Креча и Кэльвина.
Креч и Кэльвин показали, что легкость, с которой расчлене-
ние осуществляется различными людьми, не связана с остротой
зрения. Величина порога в нашей группе может рассматриваться
как еще одно подтверждение этого факта. Ни один из двадцати
испытуемых не обнаружил расчленения, когда расстояния по
двум направлениям были соответственно 12/16 и 10/16 дюйма,
155
т. е. когда разница приближалась к 1/8 дюйма. Расстояния как
таковые большинство испытуемых могло сравнивать с большей
точностью. В этой связи мы обнаружили очень простой и выра-
зительный факт. Если поместить перед собой один из наших объ-
ектов, который, несмотря на значительное различие между верти-
кальными и горизонтальными промежутками, все-таки не кажет-
ся нам расчлененным, то нетрудно выделить три кружка, которые
вместе образуют прямоугольный треугольник, и отстроиться от
окружающих кружков . Резкое различие между вертикальными
и горизонтальными сторонами треугольника совершенно очевид-
но при этих условиях.
в той последовательности, в которой представлялись объекты,
очередное уменьшение промежутков между кружочками могло
произойти как по вертикали, так и по горизонтали. Результаты
не позволяют говорить о том, что расчленение более легко осу-
ществлялось по горизонтали, хотя можно было бы думать, что
вертикально-горизонтальная "иллюзия будет действовать именно
в этом направлении. Очевидно, это не оказывало заметного влия-
ния на результаты наших экспериментов. Иллюзия проявлялась,
однако, когда выделялся прямоугольный треугольник. В этом слу-
чае,хотя объективно промежутки были равными, вертикальный
промежуток казался заметно большим.
Отметим, что в то время как "вертикальные (или горизонталь-
ные линии образуются в наших объектах лишь с большим тру-
дом,эти же самые объекты содержат компоненты, которые вос-
принимаются как таковые "все время, а именно пятна или кру-
жочки. Условия сохранения их в качестве самостоятельных обра-
зований, конечно, столь благоприятны, что на них "почти никак
несказывается включение в общую структуру объекта либо, при
определенных условиях расчленения,-в вертикальные или гори-
зонтальные линии
Последовательность, в которой "предъявлялись объекты в том
случае, когда на них обращалось внимание, могла привести к
определенной установке, благоприятной для нерасчлененной ор-
ганизации. Порог, полученный при этих условиях, мог оказаться
выше, чем при других условиях. Если это так, то результаты на-
ших опытов не показывают расчленяющего действия внимания
вовсей его полноте, однако вряд ли в нашей ситуации такого ро-
да увеличение порога могло быть сколько-нибудь большим. Ког-
да мы сами рассматривали объект, который только немногими
воспринимался как расчлененный, он и нам вовсе не казался
расчлененным, и только после настойчивого усилия ввести <пра-

это более легкое задание, чем задача расчленения целого объекта с образова-
нием вертикальных (или горизонтальных) линий.
по-видимому, расчленение, с которым мы имеем дело в наших опытах, легче
происходит при определенных условиях. Изредка мы наблюдали, что объект,
который воспринимался нерасчлененно, приобретал расчлененность, когда при
полностью тождественных условиях его величина заметно уменьшалась.
156
вильное> расчленение иногда возникало очень неустойчивое рас-
членение отдельных областей объекта.
Соглашаясь с результатами Креча и Кэльвина, мы не можем
согласиться с некоторыми замечаниями в адрес гештальтпсихо-
логии. Во-первых, можно утверждать, что и их собственные наб-
людения, и наши едва ли значат, что при определенных условиях
принципы гештальтпсихологии не действуют. Конечно, гештальт-
психологи никогда не настаивали на том, что близость всегда ока-
зывается решающим фактором, даже когда силы организации,
действующие в ином направлении, предельно сильны. Разве являет-
ся возражением против закона притяжения тот факт, что само-
лет может оторваться от земли и часами парить ;в воздухе? Во-
вторых, на основании своих данных эти авторы возражают про-
тив положения о том, что эффекты близости воспринимаются
<непо.средственно>. Когда много лет назад гештальтпсихологи
сделали "предположение такого рода, они использовали термин
<непосредственно>, дабы возразить против представления о том,
что организация является просто результатом научения, которое
якобы постепенно трансформирует так называемые ощущения в
объекты или группы. Этот термин вовсе не отрицает того, что ор-
ганизации требуется определенное время (очень короткое), что-
бы завершить свою работу. Напротив, определенные феномены,
такие, как у-движение, всегда рассматривались как указания,
подтверждающие этот факт. В этой связи остается еще заметить,
что эти авторы всего лишь подтвердили в частном виде тот
фа"кт, что даже простые перцептивные структуры являются про-
дуктом некоторого быстро протекающего развития, которое на-
правлено от более однородного ко все более расчлененному. Геш-
тальтпсихологи вполне знакомы и с этим представлением. Дейст-
вительно, в работе Вертгей"мера, где рассматривались вопросы
перцептивной группировки, это положение было ясно выражено
много лет назад.
Тенденция более .крупной организации препятствовать воз-
никновению более дробных структур не ограничивается случаем
объектов, состоящих из множества пятен. В последующих опы-
тах мы использовали объекты иного рода, которые в свое время
предложил также Вертгеймер. Буквы и слова как самостоятель-
ные единицы с их знакомыми характеристиками могут исчезать,
когда к ним присоединяется их зеркальное отображение. Только
немногие люди, воспринимая этот объект, непроизвольно осозна-
ют тот факт, что верхняя часть объекта представляет слово (man).
В маскировках такого типа ведущей является тенденция орга-
низации к образованию замкнутых фигур, которые настолько из-
меняют некоторые характеристики частей, что непроизвольно они
уже не могут быть узнаны. Например, когда наш объект воспри-
нимается как целое, то контур слова и его зеркальное ото-
бражение образуют связную область, приобретающую характер фи-
гуры (что в свое время было описано Рубином) . Когда каждое слово

157
воспринимается раздельно, то контур слова является простой гра-
фической фигурой, однако внутри большего объекта слово и его
буквы склонны терять свои знакомые характеристики и редко не-
произвольно узнаются. Принцип, который включается здесь в дей-
ствие, отличен от того, который действует в случае точечных объ-
ектов Вертгеймера. И все же в плане отношения между более круп-
нон организацией и ее отдельными частями ситуации эти сходны
настолько, что мы надеялись и с этим новым объектом получить
сходные результаты.
В опытах мы использовали объект, имевший 18 см в длину и
3 см в высоту. Расстояние между верхней и нижней половинками
объекта изменялось в промежутке от 0 до 3,5 см через каждые
0,5 см. В первом опыте эти объекты выступали в качестве фона,
на котором предъявлялись две горизонтальные прямые примерно
одинаковой длины, одна на 1,8 см выше, а другая-на столько же
ниже объекта, и испытуемые должны были сравнить их длины.
Время экспозиции было всегда 1,5 сек. После 6 сравнений объект
убирался, а испытуемый должен был ответить, что он видел ме-
жду линиями. В этих ответах очень часто встречались такие слова,
как <листья>, сердца>, <волнистые линии>. Слово было
упомянуто только тогда, когда объекты предъявлялись при очень
сильном разделении в пространстве, да и то лишь немногими испы-
туемыми.
Результаты 40 испытуемых по 5 на каждый промежуток, бы-
ли следующими:

Промежуток (в см) 0 0,5 1 1,5 2 2,5 3 3,5
Число восприятий слова 0 0 0 0 1 0 2 1

" Д-р Мери Хенл однажды уже провела эксперименты такого рода, результаты
которых не были опубликованы. Она нашла, что большая организация доми-
нирует даже в том случае, когда слово и его зеркальное отображение отчет-
ливо разведены в пространстве. Предыдущие опыты заставили нас предполо-
жить, что когда испытуемые увидят в первый раз такой объект, а затем
отдельные надписи с постепенно возрастающим разделением, то сложившая-
ся уже установка воспрепятствует осознанию и опознанию слова, даже когда
промежуток станет очень большим. Пробы при различных промежутках были
выполнены поэтому с различными испытуемыми, по пяти на каждый проме-
жуток. Нашими испытуемыми были студенты колледжей.
158