Усадьба Архангельское
Введение
   Среди замечательных архитектурных ансамблей, построенных под Москвой в конце XVIII –
начале XIX века, одно из первых мест по праву занимает Архангельское.
   Здесь, по словам А. И. Герцена, «человек встретился с природой под другими условиями, нежели
обыкновенно. Он потребовал от нее одной перемены декораций для того, чтобы отпечатать дух свой,
придать естественной красоте красоту художественную, очеловечить ее...».
   И человек, а это очень часто был крепостной русский мастер, сумел блестяще воплотить в жизнь
проекты зодчих и стал истинным творцом «красоты художественной», создав один из наиболее
гармоничных дворцово-парковых ансамблей России.
   В Архангельском в процессе строительства и украшения усадьбы — работы, которая
продолжалась почти 50 лет, — выросла целая плеяда крепостных художников, архитекторов,
лепщиков, краснодеревцев, хрустальщиков — настоящая художественная школа. Основную роль в ней
играло «живописное заведение», откуда вышло несколько десятков крепостных живописцев.
   Уже в начале XIX века, когда владельцем усадьбы стал богатейший вельможа и меценат князь
Н. Б. Юсупов, Архангельское превратилось в хранилище огромных художественных ценностей. Одна
картинная галерея насчитывала более 500 картин, в том числе полотна таких выдающихся мастеров,
как Рембрандт, А. Ван-Дейк, Клод Лоррен, Дж. Б. Тьеполо, Ф. Буше, Ж. Б. Грёз, Ж. Л. Давид, и многих
других живописцев XVI – XIX столетий. Дворец был украшен первоклассной скульптурой, редкостной
мебелью, старинными коврами, фарфором и бронзой.
   Все это — великолепный дворец, редкий по красоте парк, театр с декорациями знаменитого П. Г.
Гонзага — поражало воображение современников. Стены старого дома помнят Н. М. Карамзина, А. С.
Пушкина, П. А, Вяземского, А. И. Герцена и Н. П. Огарева.
   Однако очень немногие могли видеть в то время художественные сокровища усадьбы и
замечательный ансамбль, где слились воедино архитектура и природа.
   И только октябрь 1917 года открыл для народа двери всех дворцов старой России, в том числе и
Архангельского. «Великая пролетарская революция, — говорилось в решении Наркомпроса по
поводу открытия подмосковных музеев,— освободила произведения искусства из царских дворцов,
помещичьих усадеб, барских особняков. Пролетарская революция дала нам возможность открыть
дворцы и музеи на всенародное обозрение.
   В исторический день 1 мая 1919 года отдел по делам искусства и охране памятников...
открывает дворцы-музеи в усадьбах Останкино, Кусково, Архангельское... и охрану их вручает самому
народу».
   С той поры миллионы людей смогли познакомиться с этим замечательным памятником русской
культуры, оценить его и отдать должное труду и таланту его создателей.
История усадьбы
   Традиции русской национальной культуры, на редкость многообразно представленные в
Подмосковье, отразились и в замысловатых узорах наличников крестьянских домов, и в облике
архитектурных ансамблей дворянских усадеб, построенных в XVIII – начале XIX века. К числу таких
усадеб принадлежит и Архангельское. Но прежде чем стать выдающимся памятником русского
классицизма, Архангельское прошло путь длиной почти в три столетия.
   Еще в 1537 году в «разъезжей грамоте» звенигородских писцов, определявшей границы
поместных земель, упоминается вскользь сельцо Уполозы. Так по имени мелкого дворянина А. И.
Уполоцкого, за которым сельцо было в вотчине, называлось тогда Архангельское. Население села в
XV – XVI веках, как правило, состояло из самого вотчинника, его слуг и холопов. К селу «тянули»
разбросанные на полянах и вырубках деревеньки по два-три двора, в которых жили крестьяне.
   Боярский двор стоял чаще всего вблизи церкви, которая служила центром усадьбы. Вокруг
хором располагались амбары, погреба, поодаль конюшенный и скотный дворы.
   Примерно так выглядело в конце XVI века и сельцо Уполозы, стоявшее на высоком берегу
Москвы-реки: «...церковь... без пения да два двора вотчинниковы». Других сведений о селе вплоть до
1623 года неизвестно.
   Начало XVII века было одним из самых трудных периодов в истории Русского государства.
Разорение от «великого голода», многолетняя польско-шведская интервенция нанесли громадный
урон стране, и в особенности Подмосковью. Опустевшие деревни и села часто за бесценок
продавались владельцами. Сменили хозяев и Уполозы, купленные у вдовы вотчинника братьями
Киреевскими. Однако Киреевские недолго владели этой усадьбой: уже в 1646 году в писцовой книге
Московского уезда числится «за боярином Федором Ивановичем Шереметевым село Уполозье,
Архангельское тож на реке Москва, а в селе церковь деревянная... да 6 дворов...». Вскоре от
Шереметева село перешло по родству к Одоевским, а в 1681 году — к Черкасским.
   В 60-х годах XVII века вместо ветхой деревянной церкви была выстроена «в том селе церковь
каменная» — единственная постройка старой усадьбы, сохранившаяся до наших дней. Церковь
Михаила Архангела дала другое название селу Уполозы — Архангельское. Строителем этой церкви,
возможно, был каменных дел мастер Павел Потехин.
   Церковь в Архангельском принадлежит к традиционному типу небольших вотчинных храмов
второй половины XVII века. Стремление к декоративности, многообразию объемов, живописности
общего силуэта, характерные для древнерусской архитектуры, находят здесь свое выражение в том,
что два небольших придела ставятся по диагонали по отношению к центральному четверику. Прием
очень редкий и выразительный. Внутри здания обращает на себя внимание смелая конструкция
сводчатых перекрытий, опирающихся не на четыре, как было принято, а только на два столпа. Вход в
церковь был с северной, а не с западной стороны, как обычно. Он был ориентирован на дорогу,
идущую от боярских хором и селения. Интерьер церкви был прост: побеленные стены, выложенные из
белых и черных керамических плиток полы, подаренная местными вотчинниками церковная утварь.
   Течение времени, новые вкусы и практические потребности, менявшиеся на протяжении 300 лет
существования церкви, внесли целый ряд изменений в ее внешний облик и планировку. Наиболее
значительной перестройке церковь подверглась в 1848 году. В XIX веке старая тесовая кровля была
заменена железной, а живописные кокошники закрыты скучной четырехскатной крышей. Рядом с
церковью была выстроена сначала деревянная, а в 20-х годах XIX века — высокая каменная
колокольня с часами, не сохранившаяся до наших дней.
   К середине XIX века население села и окрестных деревень значительно выросло, поэтому для
расширения церкви разобрали древний южный придел и пристроили новый, больших размеров. С
северо-запада также была сделана пристройка, а вход был пробит в западной стене. Именно такой до
недавнего времени и была церковь, почти утратившая облик XVII века. В конце 1960-х годов была
проведена реставрация церкви и одновременно восстановлена построенная в 20-х годах XIX века
глинобитная ограда с башнями.
   На редкость удачно было выбрано место для постройки. Высокий крутой берег реки как бы
поднимает небольшое здание, живописный силуэт которого с рядами уходящих вверх, к куполам
декоративных кокошников хорошо смотрится на фоне неба и сосен. Когда вы подходите ближе и
останавливаетесь рядом с церковью, перед вами открываются удивительные по красоте дали за
Москвой-рекой.
   В 1703 году Архангельское переходит в руки князя Дмитрия Михайловича Голицына (1665 –
1737), известного государственного деятеля начала XVIII века. В 1697 году Петр I отправил его за
границу «для науки воинских дел». Д. М. Голицын был большим любителем книг и владельцем
известной библиотеки. Его политическая карьера была прервана в 1730 году после неудачной попытки
членов Верховного тайного совета, в котором князь имел большое влияние, ограничить в пользу узкой
верхушки русской аристократии власть императрицы Анны. Удалившись от дел, Голицын переезжает в
Москву и занимается устройством своих подмосковных вотчин.
   В Архангельском старый боярский двор с рублеными хоромами допетровского времени из трех
небольших светлиц, с дубовыми лавками и столами, сработанными местным плотником, не мог уже
удовлетворить князя. Не нравились ему, вероятно, и старые службы, стоявшие рядом с домом,
поварня, амбары, разбросанные в беспорядке вокруг усадьбы, скотный двор, конюшня, ткацкие избы.
Единственное, к чему он отнесся, по-видимому, с большим интересом, были устроенные еще в XVII
веке оранжереи, которые совсем не соответствовали старинному быту этой скромной
усадьбы.                   
   Вдали от церкви и старой усадьбы Д. М. Голицын начинает строительство нового дома. И хотя
дом был выстроен по-старинному, из «брусчатого леса», он выглядел совершенно иначе, чем прежде.
Дом имел тринадцать покоев и зал с камином на заморский манер. Для отделки его были заготовлены
резные дубовые панели и шпалеры, писанные по холсту. Сюда же, в Архангельское, князь перевез
свою замечательную библиотеку — одно из крупнейших книжных собраний в России начала XVIII века.
Дом и разбитый против него регулярный парк «с першпективными дорогами», обсаженными кленом и
липой, «парти-рами» и другими затеями — все это входило в парадный загородный ансамбль, который
был предназначен для приемов, праздников и ассамблей. Однако работы в усадьбе не были
доведены до конца. В декабре 173.6 года Голицын был арестован, отдан под суд и заключен в
крепость. Старому князю уже не суждено было вернуться в Архангельское, так как царским указом его
было велено «содержать под крепким караулом, а движимое и недвижимое имущество отписать на
нас...». Вместе с другим имуществом была конфискована и ставшая теперь легендарной библиотека.
   Дом опустел, и Архангельское, где в середине XVIII века числилось «66 душ мужского пола»,
погрузилось в обычные хозяйственные будни небольшого подмосковного села.
   Прошло около 50 лет, прежде чем в Архангельском вновь застучали топоры. К усадьбе
потянулись обозы с кирпичом и белым камнем. Началось строительство большого дворцово-
паркового ансамбля, затеянное внуком «верховника» — князем Н. А. Голицыным (1751 – 1809).
   Это был период расцвета усадебного строительства в Подмосковье. Хотя в XVIII веке Москва не
являлась официальной столицей, она сохраняла свое экономическое, культурное и административное
значение центра России. Здесь доживали свой век бывшие «екатерининские орлы» — богатые
отставные вельможи, имевшие, как правило, поместья под Москвой.
   К этому времени вокруг Петербурга был построен ряд загородных царских резиденций —
Стрельна, Петергоф, Царское Село, а затем Павловск и Гатчина. Московские вельможи старались не
отстать от северной столицы и создавали в окрестностях Москвы роскошные усадьбы с
великолепными дворцами и парками.
   По примеру других в 1780 году Н. А. Голицын заказывает в Париже проект дворца для
Архангельского. В коллекции рукописей музея сохранилась толстая, в белом пергаментном переплете
книга парижских расходов Н. А. Голицына. На одной из страниц, помеченной 3 сентября 1780 года,
среди прочих есть короткая запись на французском языке: «Архитектору Герну за план
Архангельского — 1200 рублей». Французский архитектор де Герн (1748 – после 1789), вероятно,
никогда не бывал в России, его проект в процессе строительства подвергся некоторым изменениям.
   В числе первых в усадьбе сооружались флигеля с оранжереями над Москвой-рекой. На рисунке
1786 года, сделанном, видимо, рукой крепостного художника (известно, что у Н. А. Голицына он был),
изображен один из этих флигелей вместе с прилегающим к нему участком регулярного парка. Это
часть большого партера со стриженными в виде шпалер деревьями. Фоном для них служит зеленая
стена, также созданная из стриженых лип.
   Неизвестный архитектор предпочел не замыкать оранжереями перспективу парка, как в Кускове,
а поставил их по сторонам большого партера, создав своеобразную раму, сквозь которую пейзаж за
Москвой-рекой стал восприниматься как естественное продолжение парка. Бесконечные дали
открываются с большого холма, склоны которого были использованы для устройства террас с
балюстрадами и белокаменными подпорными стенами. Подобные террасы, характерные для парков
Италии и весьма редкие в подмосковных усадьбах, сооружались по проекту работавшего в России
итальянского архитектора Д. Тромбаро (1742 – 1838).
   Партер и террасы были украшены разнообразной скульптурой: 14 львов, 4 собаки, 28 бюстов, 2
гладиатора и 8 «разных штук» упоминаются в описи 1810 года.
   Для снабжения парка водой Н. А. Голицын заказал в 1783 году в Стокгольме проект
гидравлической машины «капитану механики» Норбергу. «Представился изрядный случай, — писал
позже Норберг, — когда... князь... Голицын говорил мне, что он желает иметь рисунок водяной
машины, которую он хотел исполнить в одном селе своем, называемом Архангельским, в 17 верстах
от Москвы». В 1785 году Норберг приехал в Россию по приглашению Н. А. Голицына. Машина, которую
он сконструировал и построил в Архангельском, была одной из технических новинок того времени. В
ней был использован изобретенный незадолго до этого винтовой насос, который приводился в
действие водяным колесом. Теоретическое описание подобной машины было опубликовано
знаменитым математиком Д. Бернулли в «Записках» петербургской Академии наук в 1772 году. Так как
первые гидравлические машины, описанные Бернулли, строились чаще всего в моделях, Норберг с
радостью согласился создать большую и сравнительно мощную установку, «дабы поспешествовать...
науке».
   Гидравлическая машина, построенная на плотине у впадения речки Горятинки в Москву-реку,
поднимала воду более чем на 20 метров в специальный резервуар, а оттуда по деревянным трубам в
парк. Эта машина работала в Архангельском вплоть до 1816 года, когда вместо нее в специально
построенной «водовзводной» башне была установлена одна из первых в Москве паровых машин.
   К концу XVIII века относится строительство небольшого дворца, получившего модное для
парковых павильонов того времени название «Каприз». К «Капризу» примыкал другой павильон—
«Библиотека», построенный по проекту Петтонди. Обе постройки, впоследствии переделанные,
сохранились до наших дней.
   По-видимому, в 90-х годах началось строительство Большого дома. Старая голицынская
постройка начала XVIII века была разобрана, и недалеко от нее стали подниматься стены дворца;
одновременно строились придворцовые флигеля, а мастера тесали белокаменные блоки для
колоннады. Колоннады, соединившие дворец с флигелями, торжественной чередой окружили
парадный двор, подчеркивая его торжественность и величавость. Колоннады в Архангельском
следует считать одними из наиболее ранних в России. В дальнейшем они получили широкое
распространение в архитектуре классицизма.
   Герн, Д. Тромбаро, Петтонди — это, разумеется, далеко не все, кто имел отношение к
строительству дворцово-паркового ансамбля в Архангельском. Архив Н. А. Голицына не найден до
сих пор, а единичные документы и чертежи, которые нам известны, не сохранили других имен, хотя
людей, судя по грандиозным размерам ансамбля, работало в то время в усадьбе немало. Трудно
предположить, чтобы в течение двух десятилетий строительством руководил лишь один крупный
мастер. Вероятнее всего, в создании ансамбля в конце XVIII и первом десятилетии XIX века кроме
известных нам принимали участие и другие архитекторы и множество вольных и крепостных
строителей, «говоривших» на едином художественном языке. Отсюда удивительная гармония и
замечательная цельность ансамбля.
   В начале XIX века отделка дворца продолжалась в очень замедленном темпе, так как Н. А.
Голицын строил одновременно дом в Никольском-Урюпине, другой своей усадьбе недалеко от
Архангельского. До конца жизни Н. А. Голицына отделку дворца так и не завершили.
   После смерти Н. А. Голицына в 1809 году вдова решила продать усадьбу. Вот отрывок из купчей:
   «1810 года августа 29 дня оставшееся после покойного князя Н. А. Голицына недвижное
имущество в Звенигородском округе с. Архангельское с деревнями... мужского пола 350 душ с женами
и с новорожденными детьми и принадлежащей к ним селениями землей и со всеми угодьями и со
всяким господским и крестьянским строением куплено князем Николаем Борисовичем Юсуповым
ценой в 245000 рублей...»
   Так Архангельское перешло в руки богатейшего помещика, известного коллекционера и любителя
искусств Н. Б. Юсупова (1751 – 1831). Образованный вельможа, имевший более 20 тысяч крепостных
и два десятка имений в различных губерниях России, князь Юсупов был характерным представителем
века Екатерины. Записанный с младенчества в гвардию, он в 16 лет пришел в полк офицером, но
вскоре отказался от военной карьеры и, выйдя в отставку, в 1772 году отправился в многолетнее
путешествие за границу. Здесь он получил образование и завел обширные знакомства с художниками,
писателями, философами, в том числе с Вольтером, Руссо, Бомарше, начал собирать картины,
гравюры, скульптуру и книги.
   Для своих огромных коллекций князь приобрел Архангельское. Прожив долгую жизнь, он достиг
высоких чинов и занимал ряд государственных должностей, в том числе в 90-х годах XVIII века был
директором императорских театров и Эрмитажа. Однако хорошее знание европейской культуры и
страсть к собиранию художественных коллекций прекрасно уживались в Юсупове с нравами большого
русского барина. Лучше всего об отношениях между князем и его крепостными свидетельствуют бунт
крестьян в Архангельском, убийство управляющего, попытки к бегству крепостных художников и другие
факты, отмеченные в документах только за первое десятилетие владения Н. Б. Юсуповым этим
подмосковным имением.
   Купив Архангельское, князь захотел как можно скорее закончить внутреннюю отделку дворца.
Теперь в работу включились люди, которые нам достаточно хорошо известны: крепостные живописцы
Михаил Полтев, Федор Сотников, Егор Шебанин, Федор Ткачев, лепщики Иван Петров и Алексей
Копылов, позолотчик Семен Котляров, резчик Петр Литвинов, хрустальные мастера Алексей Муратов,
Ермолай Васильев и многие другие.
   К 1812 году основные работы по дому были завершены, и картинную галерею вместе с другими
коллекциями перевезли в Архангельское. Однако вскоре коллекции снова пришлось укладывать в
ящики — к Москве приближались  французы. Большинство вещей было отправлено обозами в
Астрахань, куда уехал из Москвы и сам князь. Некоторые картины и статуи были увезены в другие
подмосковные имения Юсупова. Так, знаменитая скульптурная группа Антонио Кановы «Амур и
Психея»' была спрятана в имении Спасское. Часть скульптуры, которая осталась в Архангельском,
была укрыта под полом Большого дома, а многие скульптуры зарыты в землю. Остались на своих
местах во дворце только картины очень большого размера.
   Солдаты Наполеона нанесли немалый урон дворцу, а местные крестьяне, узнав, что барин
бежал, поделили хлеб из господских амбаров и выместили свою ненависть к князю на барском доме.
«В Архангельском неприятельская партия стояла долго, но вышла; по выходе оных, как сказывают,
свои крестьяне в Большом доме побили зеркала, пилястры... Но богу благодарение пожара не было и
все строения целы. Из архангельских крестьян буйствуют много», — доносил управляющий.
   После изгнания французов коллекции вернулись в усадьбу. Дольше всего пришлось ждать
подвод из Астрахани. Обоз, порученный князем крепостному архитектору Ивану Бредихину, двигался
медленно: после войны почти не осталось лошадей и волов, дороги были занесены снегом. Из каждого
города Бредихин должен был посылать донесения князю о состоянии дорог и целости обоза.
Путешествие из Астрахани продолжалось почти полгода: лишь в июле 1813 года последние подводы
прибыли в усадьбу.
   Весной 1813 года начались работы по ремонту дворца, и было продолжено строительство в
усадьбе. Прежде всего нужно было привести в порядок Большой дом, сделать ряд изменений во
внутренней планировке, приспособить часть залов для развески картин. В связи с большим размахом
работ в Архангельское приглашаются московские архитекторы О. И. Бове, Е. Д. Тюрин, С. П.
Мельников и другие. Во всех новых работах принимает участие крепостной архитектор князя Василий
Яковлевич Стрижаков (1792 – 1819).
   Роль Стрижакова в Архангельском после 1812 года была очень значительна. Крепостной
архитектор не только составляет сметы и работает по чужим чертежам, но ряд построек создает
самостоятельно. В 1815 году под его наблюдением заканчивается ремонт дома, тогда же строятся
переходы над колоннадами. Через год Стрижаков уже занят новой работой — переделкой нескольких
залов дворца. Одновременно он трудится над устройством «подъемной машины» для старого князя,
которая приводилась в действие посредством ручных лебедок.
   Среди работ Стрижакова нельзя не упомянуть о сооружении в 1817 году по проекту С. П.
Мельникова «каменных ворот с колоннами» и «кирпичным сводом над проездом» — въездной арки,
замкнувшей парадный двор. Вместе с работами по Большому дому интенсивно ведется и другое
строительство.
   Наиболее интересной постройкой этого времени явилось здание театра. Участие в
строительстве театра было последней работой В. Я. Стрижакова. Огромное напряжение не прошло
для него даром. В 1819 году Стрижаков просит освободить его «как по конторе, так и по всем
заведуемым частям». От строительных работ его отстранили, но приставили, «чтоб хлеб даром не
ел», выдавать дворовым людям вино. В сентябре 1819 года Стрижаков умер от туберкулеза.
   Когда оглядываешься на творческий путь Стрижакова, невольно приходят на память судьбы
других крепостных мастеров, отдавших годы жизни, свой труд и талант усадьбе в Архангельском.
   Особенно трагичной была участь лепщика Алексея Копылова. Доведенный до крайности тяжелой
работой и жестоким обращением, он вместе со смотрителем дома Агеем Плохотниковым летом 1815
года сбросил в зал через световой проем в куполе управляющего Дерусси. Это случилось в Овальном
зале дворца, где карниз и капители колонн были созданы Копыловым. Он умер в тюрьме.
   На смену одним мастерам приходили другие. После смерти В. Я. Стрижакова его ученики —
крепостные архитекторы Иван Борунов, Андрей Бредихин, Лев Рабутовский — под руководством Е.
Д. Тюрина заканчивают надстройку «Каприза», сооружение павильона «Храм Екатерины» и другие
работы.
   Январь 1820 года надолго остался в памяти местных крестьян. Большой пожар во дворце
вызвал толки и в московских салонах. «Славное Архангельское сгорело от неосторожности людей, а
другие говорят, от скупости, потому что для убережения картин и более дров, ведено было топить
галерею стружками, — писал современник. — Картины и библиотека только частью спасены...»
   Пожар возник, по-видимому, на втором этаже, а затем охватил и весь дом. Стояли большие
морозы, и многие из окрестных крестьян, сбежавшихся тушить пожар, сильно обморозились: пламя
забрасывали снегом, через окна и двери вытаскивали картины, скульптуру, мебель. Пожар нанес
дворцу большой урон: были уничтожены полы, рамы, двери, испорчены декоративные росписи,
повреждены картины, скульптура, мебель. Особенно пострадал второй этаж, погибли почти все
находившиеся там книги, мебель, фарфор. Всего сгорело около тридцати картин, многие были сильно
повреждены.
   Весной пришлось начинать отделку дворца заново. «На приведение дома в первобытное
состояние теперь делаются подряды и надеяться должно отстроить к следующей осени», — писал
управляющий. Руководил восстановлением дворца Евграф Дмитриевич Тюрин. Был у него и помощник
из крепостных — Иван Борунов. Осип Иванов, построивший со своей артелью незадолго до этого
театр, подрядился «в... селе Архангельском исправить ныне там обгоревший дом плотничною
работой...».
   В Купавне, где у князя работало немало первоклассных мастеровых, изготовляется новый
паркет для дворца. Набирали паркет столяр Василий Жигальцев, крепостной некоего помещика
Жукова, и московский мещанин Николай Семенов.
   Другой московский мастер — Иван Лазарев — делал заново почти все лепные работы, а
мраморщик Савелий Меркулов занимался изготовлением колонн и пилястр из искусственного
мрамора. Этот материал широко применялся при отделке богатых дворянских домов того времени.
Изготовляли искусственный мрамор из гипса высокого качества. В пластичную гипсовую массу
добавляли красители, раствор перемешивали и слоями наносили на поверхность стены или колонны. В
результате получались причудливые вкрапления, разводы, прожилки. Поверхность тщательно
полировалась, и нередко искусственный мрамор превосходил по красоте природный.
   Одновременно с русскими мастерами во дворце работали итальянские мраморщики, жившие в
России, — Жевани и Пенно. Новые двери, рамы и сосновый паркет для второго этажа изготовляли,
по-видимому, вольные столяры Самсон Никитин и Иван Кутанин. Около сорока изразцовых печей и
шесть декоративных каминов сложил во дворце печник Иван Башарин. Штукатурные и каменные
работы выполняли Яков Косарев, Михаил Грибанов и Никита Грязнов.
   Можно назвать еще много имен вольных и крепостных мастеров, участвовавших в
восстановлении дворца после пожара.
   «Книга по строению Архангельского Большого дома за 1820 год» изо дня в день подробно
фиксирует происходящее: «выдано мраморщику Савелью Меркулову—сто рублей, лепщику Ивану
Лазареву за коринфические капители, карниз... модальоны выдано... 200 рублей» и т. п. В общей
сложности ремонт дома обошелся в 135 тысяч рублей.
   После пожара залы дворца были заново расписаны во вкусе позднего классицизма. В
Архангельское были приглашены живший в Москве французский живописец Никола де Куртейль и два
других менее известных мастера — Колумбии и Рунжи, работавшие во дворце «со своими людьми» —
подмастерьями или учениками. Не исключено, что в этой работе принимали участие и крепостные
живописцы.
   В 20-х годах XIX века окончательно складываются интерьеры дворца, в основном
сохранившиеся до наших дней.
   Ансамбль получил свое окончательное завершение после перестройки террас парка, которая
проводилась архитектором В. Г. Дрегаловым в 1829 – 1830 годах. В. Г. Дрегалов переделал
подпорные стены верхней и нижней террасы, построил над обрывом к Москве-реке две беседки и
новые оранжереи.
   Так в течение полувека трудом нескольких поколений была создана эта усадьба, которая, по
словам известного литератора того времени Нестора Кукольника, «более походит на царское, нежели
на боярское поместье». Восхищаясь Архангельским, он не обошел молчанием и тех, кому усадьба
была обязана своим существованием. «Скажем только, — пишет Н. Кукольник далее, — что при князе
Н. Б. Юсупове триста душ исключительно предназначены были для содержания чистоты и порядка в
этой истинно римской вилле».
   После смерти старого князя в 1831 году наследники уделяют Архангельскому значительно
меньше внимания. Отсюда в петербургский дворец Юсуповых вывозятся многие произведения
живописи и скульптуры, закрываются «живописное заведение» и фарфоровый завод, распускаются
крепостной оркестр и труппа театра, идет на продажу знаменитый ботанический сад.
   Начавшийся упадок Архангельского отметил молодой А. И. Герцен, приезжавший сюда в .1833
году с Н. П. Огаревым и группой товарищей по университету. «Бывали ли вы в Архангельском? —
писал он позже.— Ежели нет, поезжайте, а то оно, пожалуй, превратится в фильятурную фабрику или
не знаю во что, но превратится из прекрасного цветка в огородное растение».
   В начале 40-х годов Архангельское теряет свое значение художественного центра. Многих
крепостных мастеров переводят на оброк в другие имения Юсуповых. Усадьба значительно реже
служит владельцам летней резиденцией, и, хотя часть коллекции оставалась здесь, Архангельское уже
не привлекало к себе большого внимания.
   В 1900-х годах последние хозяева делают попытку вновь сделать Архангельское популярным.
Вместе с аристократами сюда приглашаются известные представители творческой интеллигенции
России — живописцы К. Маковский, В. Серов, А. Бенуа, архитектор Р. Клейн, талантливый пианист К.
Игумнов и другие. К этому времени убранство парадных залов во многом изменено в угоду новым
вкусам. Залы дворца, за исключением росписей, значительно утратили характер классицистского
интерьера 20-х годов XIX века.
   Только после Октябрьской революции и создания в усадьбе музея начались работы по
воссозданию интерьера; сюда были возвращены многие произведения живописи, восстановлено
убранство библиотеки, сделано многое для того, чтобы вернуть Архангельскому то, что составляло
его славу как замечательного памятника русской и мировой культуры.